Дуэль в истории России - [2]
Замечательные подробности схватки англичанина и шотландца я изложу в начале следующей главы, а сейчас вспомним о Немецкой слободе. Европейское поселение появилось в Москве еще в XVI веке. «По соседству с Преображенским, — отмечал наш знаменитый историк Василий Осипович Ключевский, — давно уже возник заманчивый и своеобразный мирок, на который искоса посматривали из Кремля руководители Московского государства: то была Немецкая слобода. При царе Алексее она особенно населялась военными людьми: тогда вызваны были из-за границы для командования русскими полками иноземного строя пара генералов, до сотни полковников и бесчисленное количество офицеров».
Жители этого славного мирка, выходцы едва ли не со всей Европы, прибывая на русскую службу, сохраняли верность многим своим привычкам. Там звучали почти все европейские языки. В ту пору на Руси немцами (то есть немыми, не умеющими сказать по-русски) называли всех иностранцев. Отсюда и название поселения, где жил военный люд, оружейники и медики, алхимики и аптекари, парикмахеры и портные, пивовары и знатоки географии и математики. Слободу эту можно назвать, перефразируя графа Альгаротти, окном в Россию, приоткрытым еще задолго до Петра. Через окошко это в русскую жизнь проникло немало европейских обычаев и нравов — военных, житейских, культурных, юридических, дипломатических, в том числе, конечно, и поединки «по правилам». Собственно, и сам молодой Петр первые уроки западной жизни получил именно здесь, в Немецкой слободе, где он так любил бывать. Что же касается упомянутого неаполитанского графа, то он позже, посетив строящийся Петербург уже при Петре, скажет про русского монарха: «Царь открывает окно в Европу».
На самом деле, как мы видим, процесс был двусторонним.
Царь Алексей Михайлович.
Само существование европейского островка на окраине тогдашней русской столицы приближало Московию к Западу, готовило почву для преодоления культурных и экономических преград и барьеров. Процесс этот шел неспешно, но он шел.
Уже царь Алексей воспитывался в иное время, когда, по выражению Ключевского, в головы русских людей стала стучаться смутная пока еще потребность ступить дальше, в таинственную область эллинской и даже латинской премудрости, мимо которой, боязливо чураясь и крестясь, пробегал благочестивый русский грамотей прежних времен.
«Немец со своими новомышленными хитростями, уже забравшийся в ряды русских ратных людей, проникал и в детскую комнату государева дворца. В руках ребенка Алексея была уже «потеха», конь немецкой работы и немецкие «карты», картинки, купленные в Овощном ряду за 3 алтына 4 деньги… и даже детские латы, сделанные для царевича мастером немчином Петром Шальтом… Главным воспитателем царевича, «царевым дядькой», был боярин Борис Иванович Морозов, один из первых русских бояр, сильно пристрастившихся к западноевропейскому».
Боярин Морозов был не только воспитателем, до 1648 года он при молодом царе фактически правил государством, руководя основными приказами — Большой Казны, Стрелецким, Аптекарским, Новой Четью.
«В зрелые годы царь Алексей представлял в высшей степени привлекательное сочетание добрых свойств верного старине древнерусского человека с наклонностью к полезным и приятным новшествам… Увлекаемый новыми веяниями, царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям учителя, западнорусского ученого монаха, который повел преподавание дальше часослова, псалтыри и Октоиха, учил царевичей языкам латинскому и польскому». При всем при том верный заветам старины царь требовал от придворных, чтобы они «иноземских немецких и иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не подстригали, також и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили и людям своим по тому ж носить не велели».
Доброта и мягкость характера Алексея заслужили ему прозвание «тишайшего царя». Это означало, что при нем не рубили головы.
Однако же, как указывает все тот же Ключевский, Алексей страдал вспыльчивостью, легко терял самообладание и давал излишний простор языку и рукам. Бранился он частенько и со всеми, не исключая патриарха Никона, которого порой обзывал «мужиком и сукиным сыном». Сильно гневался царь, когда сталкивался с нравственным безобразием, как он его понимал, и особенно не терпел надменности и пустой похвальбы.
«Кто на похвальбе ходит, всегда посрамлен бывает» — таково было житейское наблюдение царя. В 1660 году князь Хованский был разбит в Литве и потерял почти всю свою двадцатитысячную армию. Царь спрашивал в Думе бояр, что делать. Боярин И. Д. Милославский, тесть царя, не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь пожалует его, даст ему начальство над войском, то он скоро приведет пленником самого короля польского. «Как ты смеешь, — закричал на него царь, — ты, страдник, худой человечишка, хвастаться своим искусством в деле ратном! когда ты ходил с полками, какие победы показал над неприятелем?» Говоря это, царь вскочил, дал старику пощечину, надрал ему бороду и, пинками вытолкнув его из палаты, с силой захлопнул за ним двери.
