Дуэль - [90]

– Господи, да о чем же я не узнаю? – спросила Афина. Она чувствовала усталость, раздражение и тревогу из-за того, что кто-то пытается им навредить. Кроме того, у нее было очень много дел – нужно проследить, чтобы дом Йена был восстановлен во всем своем прежнем великолепии. – Скажите, сэр, все, что вам так не терпится сказать, чтобы я могла заняться своими делами и продолжать свою замужнюю жизнь, которую, уверяю вас, я совершенно не собираюсь прекращать.

И Уиггз рассказал, испытывая при этом наслаждение, совершенно не подобающее духовному лицу. Всю эту историю он слышал от леди Пейдж, которая слышала ее от своего супруга перед тем, как этот последний сбежал, не прихватив ее с собой.

– Вы говорите, что мой муж участвовал в этой дуэли? Вполне могу это допустить, поскольку было упомянуто имя леди Пейдж. Я уже сказала вам, что этот роман кончился. Он не имеет ко мне никакого отношения. – И она снова занялась своими списками. – Лорд Пейдж выстрелил преждевременно? Неудивительно, что эта женщина изменяла мужу, если этот муж – такая скотина. – В отличие от замечательного мужа самой Афины. Она и представить себе не могла кого-то другого ни в своей постели, ни в своей жизни. – Как видите, я очень занята. – Она собиралась внести в список новые комнатные туфли для Йена. Последнюю пару присвоила Рома – не для того, чтобы сжевать ее, но чтобы носить ее по следам запаха своего спасителя.

Уиггз договорил до конца все, что знал.

Блокнот упал на пол.

– Что сделал мой муж? – Карандаш сломался пополам. – Куда он выстрелил?

Афина обезумела. Она вошла в комнату Троя и закричала:

– Как же это ты не видел, кто стрелял в тебя?

– Клянусь, он не целился в меня.

Тогда она закричала на второго брата:

– Вы знали и позволили мне выйти за этого человека?

– Ясное дело, знал. Марден – человек чести, он откровенно рассказал мне, что случилось, в письме. Сказал, что берет на себя всю ответственность, в том числе и за тебя. Ясное дело, это не назовешь иначе, кроме как благородством.

Афина закричала на свою новообретенную золовку, которая пришла в ужас от того, что ее не оказалось в Мэддокс-Хаусе во время пожара, и от того, что ее уличили в ее проступке.

– Вы предостерегали меня, что я не должна позволить соблазнить себя, – кричала Афина, – посмотрите на себя! Вернуться утром домой в том же платье, в котором были вчера вечером! И не с кем иным, как с Карсуэллом! Этот человек – бесстыжий лгун! Он такой же негодяй, как и ваш брат, и вы не будете иметь с ним ничего общего, вы меня слышите?

Поскольку Афина была почти на фут ниже ростом, чем леди Дороти, и поскольку Доро явно намеревалась иметь общее с «этим человеком» и дальше, и как можно больше общего, она просто погладила Афину по щеке.

– Что бы ни сделал мой брат, что вызвало у вас такое раздражение, дорогая, уверена, что он сумеет убедительно извиниться. Если вы будете правильно разыгрывать свою карту, получите новый браслет или собственный выезд.

– Мне ничего не нужно от вашего брата! Мне не нужен ваш брат! Он лжец, он чудовище, он бабник и… чудовище, – повторила Афина, не придумав ничего нового.

Леди Марден пожурила ее за крик. От шума у старой графини начинала болеть голова, это во-первых, а во-вторых, такое поведение не приличествует леди и совершенно не подобает графине.

Посему Афина пошла наверх и накричала на глухую собаку.

Йен ожидал, что в его доме кипит бурная деятельность, как в улье, что рабочие скребут стены, выносят ковры. Он ожидал, что жена обрадуется, поскольку теперь им известно имя поджигателя, и еще он ожидал, что остаток дня они проведут в номере гостиницы, который он оставил за собой.

В холле никого не было – ни дворецкого, ни лакея, хотя двери и окна были открыты, чтобы из дома выветрился запах дыма. В гостиной никого не было, как и в библиотеке, и в столовой, хотя он знал, что его сестра вернулась – он видел, подъехав к дому, что принадлежавшие ему раньше гнедые мчатся по улице, запряженные в коляску Карсуэлла. Он знал, что мать встала, потому что капитан собирался зайти к ним через час. Ренсдейл не спал, потому что Йен сам разбудил его.

Он понял – что-то случилось. Не катастрофа, потому что тогда кто-то послал бы за ним или встретил его в дверях.

Но что-то случилось, и с замиранием сердца Йен понял, что виноват в этом он.

Юный Ренслоу только покачал головой. Собака спряталась под кроватью, даже не встретив его ритуальным рычанием. Йен ослабил воротник рубашки, внезапно ставший тесным.

Он шел в свою спальню, словно на виселицу. Все двери в коридоре были закрыты; ни одна горничная не пробежала мимо него. Эта тишина была хуже смертного приговора.

Трус ушел бы. Йен подумал было уйти, но вспомнил о медальоне с рубином в виде сердечка, который нес в руке и который купил у ювелира рядом с банком. Он еще не сделал свадебного подарка Афине, а ее брачная ночь была испорчена. Может быть, за медальон ему отпустят грех, который он невольно совершил.

Может быть, рак клешней свистнет.

– Я вам верила! – закричала его изящная, обожаемая женушка, когда Йен вошел в спальню. – Я думала, что, по крайней мере, вашему-то слову уж можно верить!