«СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ»
— Ну, и с кем вы, гости, торг ведёте, и куда теперь плывёте? — спросил Салтан.
— Эх-ма, — догадались купцы, — опять пошлину драть будет!
* * *
— За морем такое диво: море вздуется бурливо.
— Тоже мне, нашли диво, — сказала сватья баба-Бабариха. — Небось подлодка какая балласт продувает.
* * *
И написал Пушкин про царевну-Лебедь. И про мужа её, губернатора.
* * *
Поднапрягся Гвидон, упёрся ногой и выбил дно у бочки. С пивом. — А мальчик-то вырос! — подумала царица.
Прискакал гонец к Салтану.
— Как звать-то тебя? — спросил царь.
— Филька.
— А что привёз?
— От бояр грамоту.
Идёт, значит, царевна- Лебедь, месяц под косой блестит, а сама сияет как медный таз.
— Чему рада? — спрашивает её Коршун-чародей.
— Жилплощадь во дворце освободилась. Царицу-то в бочку засмолили.
— Это какую ж царицу?
— Да Салтанову жену, свекруху мою, блин!
* * *
Вышел князь Гвидон с луком, увидел Коршуна-чародея, да и продал ему весь свой лук. Только взял за килограмм вдвое дороже, чем обычно.
Потому что этот Коршун был злой и нехороший, так ему и надо!
* * *
У царевны — Лебедь звезда горела во лбу, а у сватьи бабы-Бабарихи — под глазом.
* * *
Влетел князь Гвидон в окошко, но ткачиха с поварихой прыснули на него «Райдом» — тут и сказке конец.
И очутилися на бреге 33 богатыря.
— Опять в моих территориальных водах браконьерили, — рассудил Гвидон, разглядывая облепившую их горящую на солнце чешую.
* * *
Пушки с берега палят.
А корабли не пристают, даже близко не подходят. Купцы что ж, дураки разве под перекрёстный огонь-то лезть!?
* * *
Посмотрел князь Гвидон на царевну-Лебедь. Издалека и не поймёшь: месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит…
— Ч-чёрт, — прищурился Гвидон, — не разберу. Перхоть, что ли?..
* * *
Сидит князь Гвидон с царевной-Лебедь во дворце, чай пьют. Вдруг вбегает Салтан: — Хватит чаи гонять, к царевне-Лебедь заморский визажист приехал, имидж ей создавать станет!
— Визажист? — удивился Гвидон. — А как фамилия? — Врубель.
* * *
И вот очутились на шумном бреге 33 богатыря с дядькой Черномором, Али-Баба и 40 разбойников, 3мушкетёра, Белоснежка и 7 гномов и ещё масса всякого разного народа. Хороши пляжи на острове Буяне!
«КОНЁК-ГОРБУНОК»
Собрал отец сыновей:
— Поезжайте-ка на чемпионат мира, дети мои. Ты, старший сын, работаешь в голландской фирме — вот тебе коньки нидерландского лицензионного производства. Ты, средний сынок, устроился в совместную российско-японскую фирму — получи коньки японские. А тебе, Иван, инженер ты наш завода скобяных изделий, достаются самые дорогие — по себестоимости, разумеется — отечественного производства коньки-горбунки!
.. И спросил Иван-дурак:
— Правда ль, батюшко, что перо жарптицыно огнём сверкает?
— Правда. И перо, и вся птица! — ответил батюшко своим языком-горбунком. — Да там у 4-го блока АЭС всё подряд светится!
Были у старших сыновей лексусы и тойоты, а у Ивана — запорожец-горбунок. Но бегал горбунок быстрее всех, потому что крутой Иван Иваныч в него движок с болида «Формулы-1» забуздукал.
* * *
У Гельмута Коля был в политике любимый конёк. И звали его Горбачёк.
* * *
— Идите, день и ночь сторожите рожь мою, а за то получите редкостное перо Жар-птицы!
Вот братовьё и радо стараться. День и ночь бдят, но вот чего с пером делать — ума не приложат.
Старший заслужил одно перо, у среднего брата их набралось два, а у Ивана-дурака — так целых три!
Стали братья делить наследство своего хромого и одноглазого отца. Ивана сразу оттёрли, мы, мол, сказку-то знаем, читали! Нас, дескать, не проведёшь!
И вот старшему брату — кривому и горбатому — достался хромой кособокий конь. Средний — рябой щербатый однорукий заика — отхряпал себе беззубого, кривого и падучего конягу. А уж младшему они оставили самого обычного ничем не приметного орловского рысака.
— Бедняга… — говорили о нём братья.
Писатель Ершов любил лечить животных. И про него Чуковский написал сказку «Доктор Айболит». Только вот лошадок с остеохондрозом и грыжами позвоночника писатель Ершов лечить не умел. И, чтобы тем было не обидно, добрый Ершов сам написал про них сказку «Конёк-горбунок».
Сел Иван на Конька-горбунка, тот разбежался, прыгнул — высоко-высоко, к самому окошку принцессиного терема. Ан поздно: там уж давно сидит Сергей Бубка со своим шестом.
Повадился, значить, кто-то царскую рожь воровать.
И пашеничку. И нефть. И иллюминий. И осетровую визигу. И военныя технологии.
Посмотрел царь — а это новый русский. Цепь на нём как жар горит. Важная птица!
…И был у Карпова король. А у Каспарова — конёк, по манере хода — горбунок. Пошёл конёк на поле А-3. И получил Каспаров за турнир Жар-Птицу.
Нырнул Иван по велению царя в кипящий котёл. И вылез оттуда молодец-молодцом. Царь подивился, позавидовал, бух в котёл — там и сварился. — Комет, — пояснила царица зрителям. — Он и микробов убивает!
«ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ»
Поймал Емеля Щуку. Та трепыхается, пасть раскрывает, а о чём вещает — не слыхать. Прямо как рыба какая-то!
— Ультразвук, однако… — с разочарованием подумал Емеля.
* * *
— Что, Емелюшка, не весел? — спросила Щука.
— Да вот… Батька для лошадей новую упряжь затеял, велел мне хомуты вертеть да дуги гнуть. А неохота.
