Теперь о том, как за решеткой оказалась я. Я не воровала, не грабила прохожих, ни на кого не нападала , не продавала наркотики, но - мы живем в России, в стране, которая по индексу восприятия коррупции находится на 147 месте в мире, поэтому, список обвинений, предъявляемых мне, удивлял и охраняемых, и охранников: ст. 208 УК (создание незаконного вооруженного формирования), 127 (похищение людей), 117 (истязание) и 239 (создание общественного объединения, сопряженного с насилием над гражданами).
Дело в том, что мы вместе с друзьями организовали общественное объединение поэтов, философов, политиков, для которых строчка из песни «Раньше думай о Родине, а потом о себе» является основным жизненным принципом - ПОРТОС (Поэтизированное Объединение Разработки Теории Общенародного Счастья). А у нас в стране не любят организации, не идущие вместе с ихними по команде сверху в пропасть, и любое конструктивное независимое объединение становится неугодным недальновидным сотрудникам госбезопасности, которые мечтают о возвращении времен, когда «больше двух не собираться, руки за спину, язык на поводок». И в 2000-м году экспериментальное предприятие нашего объединения, на котором мы вместе трудились, изучая методы повышения производительности труда, писали стихи, издавали газету «Теория Счастья», осваивали муз.инструменты, помогали ветеранам, приобщали молодежь к здоровому образу жизни, учились феличологии (науке о счастье) - комплексу 77-ми наук, помогающих людям жить счастливее, было разграблено Люберецким РУБОПом. Десять тысяч книг, собранных в нашей библиотеке за несколько лет, - поэзия, художественная, научная, учебная литература - были уничтожены в макулатурном прессе РУБОПовцами. Вот истинное лицо современного русского фашизма. Трое моих друзей были арестованы по сфабрикованному делу и отсидели за решеткой 4-5,5 лет.
И вот 22 мая 2008 года возле подъезда дома меня встретили шестеро сотрудников ФСБ в штатском, предъявили свои корочки, и, сказав, что я 8 лет нахожусь в федеральном розыске, отвезли в прокуратуру, а оттуда - в ИВС. По дороге я спрашивала, зачем шестерым здоровым мужикам, вместо того чтобы заниматься пресечением реально растущей преступности в стране, тратить время на слежку за деятельностью общественной организации. Их ответ «А для нас идея намного страшнее преступности»- объясняет многие нынешние судебные процессы, когда судят не за уголовные преступления, а за идею, желание увидеть. За первые 10 минут перепалки сотрудников ИВС и УВД, привезших меня в ИВС, я услышала столько мата, сколько не слышала за всю предыдущую жизнь. Потом - заполнение бланков, снятие отпечатков пальцев, 20 метров по «продолу» (в переводе с тюремного сленга - коридору), лязг «тормозов» (дверей) - и я оказалась в камере ИВС, которая соответствовала моим школьным представлениям о тюрьме. В серый каменный мешок с постоянным полумраком днем проникает мало света, потому что окна с двойной «решкой» (решеткой) изнутри закрыты металлической пластиной с маленькими дырками, а вечером - тусклая лампа, расположенная в глубине ниши за решеткой, еле светит. Как у Высоцкого: «И нельзя мне солнца, и нельзя луны». Под «сценой» - деревянным настилом, на котором размещаются заключенные, постоянно скребутся крысы, временами рыская по камере в поисках пищи. По ночам под окном лают и воют собаки, которых кормят хоть и получше, чем заключенных в ИВС, иногда добавляя к положенной для зэка баланде мясо, но явно недостаточно. Температура в камере зависит от температуры на улице: когда меня закрыли (посадили) в конце мая, было прохладно и в камере, соответственно, была температура примерно плюс 5, а в июльскую жару на улице и в ИВС под 30-35. При том, что за месяц на прогулочный дворик нас вывели 3 раза по 10 минут и в основном все обитатели камеры курят, а через дырочки в окне воздуха проникает мало, недостаток кислорода чувствуется очень существенно. Кормят заключенных в КПЗ один раз в день баландой - жидким супом с редко плавающей картошкой и морковкой без следов мяса и жира и перловой, иногда пшенной кашей на воде, черным хлебом.
Моими коллегами по неволе были и школьница- хорошистка, и студентки-отличницы, и учительница, и экономисты, и даже бывшая помощница прокурора - треть зэчек, с которыми мне приходилось встречаться, - с высшим образованием. Спектр преступлений - невыплата алиментов ребенку, кражи (самая большая - на 700 рублей), мошенничество, убийство мужей (вторая по распространенности статья), ну и больше всего - наркоманок, у которых после последней дозы, выданной им сотрудниками ГНК (госнаркоконтроля), и уколов аминазина, сделанных в клинике для наркозависимых, начинались ломки с постоянными криками, воплями, вскакиванием с места. На мои вопросы, что их заставляет подсаживаться на героин и потом мучаться, они невозмутимо отвечают: «А что тут такого, у нас в классе почти все колются с 11-12 лет». Я и раньше, конечно, знала, что дела в стране плохи, но что до такой степени, острее поняла, находясь за решеткой. Наркомафов и коррупционеров крупного масштаба, с которых начинается гниение общества, - а рыба, как известно, гниет с головы, - в тюрьмы, как правило, не сажают. Сажают рядовых несчастных наркоманок, которым никто в детстве не объяснил, для чего и как нужно жить, а современное общество воспитало их в атмосфере озлобленности, лжи и равнодушия. А потом за несколько месяцев или лет неволи среди постоянных матов, отсутствия человечной логичной мысли, недостатка элементарных бытовых условий и информации из них сформируют более опытных и хитрых преступников. По статистике, около половины всех отсидевших раз в тюрьме возвращаются обратно. Конвейер современной правоохранительной (точнее, правозахоронительной) системы построен таким образом, чтобы из оступившихся или, наоборот, размышляющих граждан сформировать преступников. Ведь даже книги - один из важных и необходимых элементов для воспитания зэка - в тюрьме огромный дефицит!
