Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини - [25]

В его телеграммах шла речь об изменении этого плана. Муссолини сообщал, что сойдет с поезда в Территете, в ста километрах от Лозанны, на берегу Женевского озера, где и предлагал встретиться в привокзальной гостинице, отказавшись от банкета.

Ни один из репортеров, освещавших эту конференцию, не забыл момента, когда прибывшие на личном поезде Пуанкаре, он и Керзон выглядывали в недоумении из окон пульмановского салона, не видя Муссолини. Пуанкаре громко и возмущенно спросил:

— Где же этот ублюдок?

Примерно с полчаса длилась перебранка после того, как им были вручены телеграммы Муссолини. Отказаться от его приглашения значило проложить глубокую борозду между союзниками, а им было необходимо сохранить единый фронт против турецкой делегации. В молчаливой ярости Пуанкаре и Керзон направились в Территет на первую встречу с Муссолини, который ожидал их в фойе «Гранд-отеля» в утреннем костюме с большой черной тростью, подобно ирландцу, широко улыбаясь. Около него стояла целая фаланга молодых фашистов — его телохранителей.

Дипломаты старой школы, Пуанкаре и Керзон, были непривычны к тому, что даже во время их первой встречи и беседы в апартаментах Муссолини у двери стояли эти забияки со снаряженными карабинами в руках. В конце встречи они были вынуждены пообедать вместе с Муссолини в ресторане гостиницы. Когда же после этого оба направились к личному поезду, впереди их вышагивал оркестр бойскаутов в количестве двадцати человек, исполнявший фашистский гимн.

Контарини и Гуариглия после Корфу чувствовали себя на конференции вполне уверенно, да и Муссолини следовал традиционному курсу Италии в вопросах внешней политики — ориентации на Британию.

Приближенные скоро заметили слабое звено Муссолини — боязнь осмеяния.

— Когда я делаю ложный шаг или осознаю, что не владею ситуацией, — признался он как-то одной из своих приятельниц, — то начинаю нервничать, становлюсь злым и не могу даже спать ночью.

Когда Италия в 1924 году получила официальное право на владение Додеканесскими островами, Муссолини намеревался сразу же послать к ним военно-морскую эскадру для формального подтверждения этих прав.

— Но мы и так владеем ими уже десять лет, — запротестовал Гуариглия. — Если вы сделаете так, над нами будет смеяться весь мир.

Муссолини помрачнел, но от своего плана отказался.

Барон-Руссо, прекрасно знавший дипломатический протокол, придерживался такой же тактики.

Муссолини, несмотря на всю свою власть, оставался грубым романьольцем. В сорок своих лет он не имел подходящего утреннего туалета, фрака и лакированных туфель. Его гардероб как издателя «Иль Пополо» состоял из нескольких готовых костюмов. А модными он считал только свои гетры да котелок, который хранил как талисман.

— В мире остались только трое, кто носит их, — поделился он своей мыслью с Рашель, поклонницей Лауреля и Харди, как и он сам, — это я, Станлио и Оллио.

Когда дуче однажды появился во дворце Чиги в зеленом пледовом костюме, отороченном красной лентой, подобно лошадиной попоне, сшитом им на заказ у портного, Барон-Руссо отреагировал словами:

- Какой прекрасный костюм у вас, ваше превосходительство, для поездки в Шотландию. Не собираетесь ли вы туда?

Муссолини понял намек и в этом костюме более нигде не появлялся.

Во время их короткого визита к британскому премьер-министру Бонару Лоу в декабря 1922 года Барон-Руссо вновь показал свою сообразительность. Когда поезд подходил к конечной станции Виктория, Муссолини вышел из своего купе с той самой черной тростью, с которой встречал Керзона в Швейцарии.

— По случаю вашего первого посещения столицы этой страны разрешите мне взять на память 'эту вещицу, — нашелся дипломат и мягко забрал трость у Муссолини.

В обществе дам с драгоценными украшениями и мужчин с твердыми воротничками — в этом незнакомом ему мире — Муссолини старался выглядеть достойно. За всю свою жизнь он ни разу не побрился самостоятельно, после женитьбы это делала Рашель. Теперь же он внимательно слушал то, что ему говорил Барон-Руссо по вопросам дипломатического этикета: краги вместе с фраком не надевают, на банкетах салфетку за ворот рубашки не затыкают, вино не разбавляется водой, и хлеб не мочится в бокале.

Главным ментором Муссолини стала леди Сибил Грехем, жена британского посла. В качестве почетного гостя на банкетах в посольстве он занимал место рядом с хозяйкой.

— Следите за каждым ее движением, — посоветовал ему Барон-Руссо. — Берите те же ложки, вилки и ножи, что и она.

Уходя со званого вечера, Муссолини поцеловал ее руку и сказал, широко улыбаясь:

— Я не знал ранее, что англичане пьют суп как пиво.

Во многих случаях он оставался тем, кем был на самом деле, — простым крестьянином.

Деньги для него в течение всей жизни были самой настоящей мистерией. Отправляясь в двухнедельное путешествие, он мог взять с собой всего сто лир. Когда «Иль Пополо» потребовался заем в местном банке, чтобы покрыть самые необходимые расходы, банкир потребовал долговую расписку.

— А что это такое? — спросил издатель своего помощника Луиджи Фредди.

Уже вскоре после этого при выезде к озеру Комо какой-то нищий попросил у него милостыню, а поскольку у Муссолини не было с собой денег, он выписал тому долговую расписку.