Дуб и кролик - [7]
Алоис. Тогда, будь любезна, попридержи свой нахальный язык.
Мария. Я и так молчу. С тобой вообще непонятно как разговаривать, как тебе угодить.
Из хижины снова выходит Горбах. Ценкер протягивает ему бинокль. Горбах смотрит вниз на долину. Затем располагается за столом под дубом и вынимает сигарету, в то же мгновение Машник оказывается рядом, зажигает спичку, подает Горбаху, затем снова занимает свое место у телефона.
Горбах(прикладывая бинокль к глазам). Ничего нельзя понять.
Алоис. Вдоль и поперек ни одного француза.
Горбах. Боже мой, и это называется солдаты! Они уже давно могли бы быть здесь. Если они будут так возиться, специальный отряд СС окажется здесь раньше их. Тогда им всем придется солоно!
Алоис. Да, тогда у них мозги прояснятся, господин крейслейтер.
Горбах. Эти вороны действуют мне на нервы. Послушай, Алоис, я не помню, когда было еще так тепло в апреле! И никаких известий от моей жены. Боже мой, ведь завтра день рождения фюрера.
Алоис. Мои кролики получат завтра свежие одуванчики. Вы разрешите мне ненадолго спуститься в долину?
Горбах. Сначала ты должен обрить наголо эту женщину!
Алоис. С вашего разрешения, господин крейслейтер, эта стрижка не доставляет мне никакого удовольствия. В лагере меня заставляли пить сок, потом была труба, а потом еще лучи, и доктор Мозер сказал, что я это делаю для всего человечества, и это было прекрасное чувство, господин крейслейтер, когда ты делаешь что-то для всего человечества, а вот сейчас мне не доставляет никакого удовольствия возиться с этой девушкой.
Горбах. Приказ есть приказ, Алоис.
Алоис. Так точно, господин крейслейтер.
Мария. Трус!
Алоис. Сейчас я принесу машинку!
Горбах(обращаясь к пленным). Теперь займемся вами!
Алоис. Разрешите сказать. Я думаю, в первую очередь надо заняться поляком. То, что он позволил себе с этой девушкой, — просто расовый позор. Крейслейтер Вайнрайх вчера повесил двух поляков в Кретценбергском лесу.
Горбах. Так! Сразу двоих?
Алоис. Тоже из-за расового позора.
Горбах. Весьма типично для Вайнрайха. Я убежден, что он узнал о нашем случае и захотел сейчас же доказать, что он может повесить вдвое больше поляков, чем я. Да, кстати... Как... как он это сделал?.. Я имею в виду повешение?
Алоис. Поставил на повозку, петлю на шею, повозка трогается с места. Все. Готово.
Горбах(делая вид, что ему известен этот способ). Да, да... Старый способ. А у нас есть повозка?
Алоис. Нет.
Горбах. Вот вам, пожалуйста. Как я могу выносить приговор, когда у нас нет самого необходимого? Приказываю немедленно достать повозку. Случай со Шмидтом также требует немедленного решения. При этом я еще должен руководить военной операцией. Всем должен заниматься один я. У Вайнрайха совсем другие парни в штабе.
Шум мотора.
Ты слышишь?
Алоис. Мотоциклы.
Горбах. Все за работу, наверняка это эсэсовцы, быстро остриги эту женщину. (Кричит.) Ценкер, Ценкер! Немедленно ко мне!
Алоис снова начинает препираться с Марией. Слева выскакивает Ценкер.
Ценкер. Здесь, господин крейслейтер.
Горбах(Ценкеру). План готов?
Ценкер. Еще не совсем.
Горбах. Закончить!
Ценкер. Есть закончить!
Горбах подходит к Шмидту.
Горбах. Весьма сожалею, Шмидт, но старший советник Потц доложил мне, что вы отказались продолжать окопные работы. Это есть неподчинение приказу. (Громче.) Я не могу притворяться слепым. (Еще громче.) Неподчинение приказу, господин школьный советник. Вам известно, что это значит?
Шмидт молчит.
Или вы были не в курсе дела?
Шмидт молчит.
(Орет.) Приказываю отвечать, когда я с вами разговариваю!
Шмидт. Господин крейслейтер, я понимаю, что вы не можете оценить во всем его величии факт подобной научной находки. Со стороны моего коллеги Потца, несмотря на то, что он является преподавателем музыки, я мог бы требовать совсем иного отношения. Он должен был хотя бы догадаться о значении подобного события, когда в нашем районе мы наталкиваемся на древнегерманские гробницы. Притом такие гробницы, что с первого взгляда становится ясно, что они относятся к эпохе, в которую, как считалось до сих пор, здесь не могло быть древних германцев. Гробницы относятся к эпохе, в которую, по имевшимся до сих пор данным, здесь были только кельтские поселения.
Слева появляются Потц и доктор Церлебек. Оба сидят в колясках мотоциклов. Следом за ними — еще один мотоцикл с охраной.
Потц. Хайль Гитлер!
Горбах. Ах, Потц, наконец-то. И господин главный врач! Хайль Гитлер, господин доктор!
Д-р Церлебек. Хайль Гитлер, крейслейтер. У вас здесь просто идиллия!
Горбах(подобострастно). Самое главное — это кругозор. Отсюда мы ничего не пропустим. В этом наше преимущество, понимаете? Мы хорошо знаем нашу родную землю. Ни одно движение врага не укроется от нас.
Д-р Церлебек(не слушая его, подходит к обрыву и смотрит в долину). Прекрасная панорама... И весьма удаленная от выстрелов.
Горбах. Германцы всегда защищали свою родину в лесах, господин доктор.
Д-р Церлебек. Красивые деревья.
Горбах. Дубы, господин доктор. Нет места лучше для командного пункта защитников Брецгенбурга.
Потц. Но французы уже прошли Кретценберг, крейслейтер!
Горбах. Ага, значит Вайнрайх уже капитулировал!
В рубрике «NB» — фрагменты книги немецкого прозаика и драматурга Мартина Вальзера (1927) «Мгновения Месмера» в переводе и со вступлением Наталии Васильевой. В обращении к читателям «ИЛ» автор пишет, что некоторые фразы его дневников не совпадают с его личной интонацией и как бы напрашиваются на другое авторство, от лица которого и написаны уже три книги.
Мартин Вальзер — известный прозаик и драматург. Он появился на литературной сцене Германии во второй половине 1950-х годов и сразу же ярко заявил о себе. Его роман «Браки в Филиппсбурге» (1957) был отмечен премией Г. Гессе. Уникальный стиль М. Вальзера характеризуется сочувственной иронией и безжалостной точностью.Роман «Браки в Филиппсбурге» — это история карьеры внебрачного сына деревенской служанки, который прокладывает себе дорогу через гостиные и будуары богатых дам.