ДУ/РА - [20]

— Нет, — отрезал он.

— Тимур…

— Нет. Поставлю их в комнату отдыха, — на секунду закрыв глаза, Тимур тряхнул головой.

Подхватив кувшин с водой, он удалился, а я от удивления раскрыла рот и развела руками.

Я смотрела на свою стойку, которая словно окрасилась в серый цвет, вместе со стенами и полом. Грудь сдавило так сильно, а глаза защипало — невольные и непрошенные слезы.

Что за херня? Почему я не могу поставить здесь букет? С каких пор это запрещается? На восьмое марта Агеев не возмущался, хотя цветов мне надарили прилично. Не так много, конечно, но все же. И у Ларисы раньше стоял горшок с фиалками, я хорошо помню, когда приходила устраиваться, как она поливала его из лейки — белой, небольшой — она до сих пор где-то валяется в шкафу.

— Да что с тобой не так?! — крикнула я, направившись за ним следом, — Ты совсем озверел в последние две недели! То дверью прихлопнуть норовишь, то толкнешь у лифта, а теперь тебя не устраивают мои розы?! — влетев в комнату отдыха, как фурия, я толкнула его в спину, и похоже так сильно, что Тимур покачнулся и выронил кувшин с водой.

Кухня мгновенно покрылась каплями и подтеками. Со столешницы полилось несколько тонких струек прямо на ковролин и туфли Агеева.

— Ты меня толкнула? — прошептал он, разворачиваясь и изображая яростный оскал.

Я сглотнула, когда он двинулся на меня, и взвизгнула, пытаясь выскочить в коридор. Но его рука перехватила меня и припечатала к ближайшей стене, с силой сжав мою талию.

— Ты меня толкнула? — теперь ясно расслышала, что это был не шепот — а тихое рокотание, — Ты подняла на меня руку? Серьезно?

— Сам виноват, незачем выводить, — проблеяла я.

А потом его ладонь легла на мое горло и легонько надавила на него. Легонько, но дышать перестала — то ли от страха, то ли Агеев действительно перекрыл мне доступ кислорода.

— Я мог бы… — наклонившись ко мне, он почти коснулся моих губ своими, и произнес едва слышно, — Свернуть тебе шею и выбросить в окно.

Едва слышно, но я словно впитывала каждое слово и мое сердце затрепыхалось в груди, как бройлер на птицеферме. Это угроза? Потому что звучит похоже.

— Я мог бы связать тебя и издеваться над тобой неделями. Заклеить твой поганый рот скотчем, чтобы ни единого звука не сорвалось с этих… — запнувшись, он опустил взгляд на мои губы и прищурился, — Ты знаешь, я мог бы сделать много нехороших вещей.

Закрыв глаза, я задрожала, приготовившись к худшему — он ведь правда может. Я уверена, что ему не впервой убивать, и он вполне может обставить все так, словно я неудачно упала или вообще покончила с собой. Или он может подложить взрывчатку мне в машину — в Чечне он вроде бы был сапером. Боже, я, кажется, разбудила зверя, и этот зверь совсем не похож на хомячка…

— Я бы очень хотел этого, Илона, — неожиданно его тон сменился с угрожающего на какой-то…

Ласкающий.

— Чего? — выдохнула я, мечтая, чтобы стена меня засосала и выплюнула с другой стороны — может быть тогда у меня будет шанс убежать.

— Сделать нехорошие вещи. С ними, — пробормотал Тимур, переместив руку и очерчивая контур моих губ большим пальцем.

Его дыхание было рваным, и я чувствовала каждый толчок воздуха, вылетающий из его груди. Теплый и мягкий, совсем не похожий на жесткую хватку на моей талии и совсем не похожий на давление, которое было на моей шее всего несколько секунд назад.

Легкое касание — словно перышко. От удивления я распахнула глаза и встретилась с темным взглядом Агеева. Он целовал меня. Нет, не целовал — просто нежно гладил мои губы своими. Едва ощутимо, но вся моя кожа словно натянулась и заныла в тех местах, где он меня держал. Кровь забилась в висках, как гонг или фанфары — Тимур меня поцеловал.

И этот поцелуй словно перевернул мой мир с ног на голову.

Он смотрел мне в глаза и вздрогнул, когда я подняла руки и положила ладони ему на затылок. Мои пальцы пробежались по жестким волосам, и я судорожно вздохнула, запрокидывая голову.

Тихий рокот ворвался в мой рот вместе с его губами, языком, запахом и… Господи, Агеев словно проник в меня полностью, и от переполнивших меня чувств я готова была разорваться на части.

— Утерэсен син мине…

Пробормотав это, он прижал меня к стене и положил шершавую ладонь на мою щеку. Каждый изгиб его тела был словно высечен из камня и даже под слоями ткани я чувствовала идеальную твердость и тепло.

— Переведи, — прошептала я в его губы.

Тимур замер, и, немного помедлив, ответил:

— Ты меня убиваешь.

— Это ты обещал свернуть мне шею.

— Я не обещал, — короткая ухмылка и серия новых поцелуев.

— Ты угрожал, — промычала я.

— Ты умеешь вовремя заткнуться?

Отстранившись, Тимур посмотрел на меня и усмехнулся. Его руки идеально лежали на моей талии, кончики пальцев поглаживали поясницу. Глубоко вздохнув, он наклонился и коротко поцеловал меня в уголок губ, а потом его щетина уколола мою щеку:

— Вчера ты опоздала, так что сегодня остаешься без обеда, — прошептал он на ухо, — Опоздаешь еще раз и я вырву твоему кавалеру горло.

Мило улыбнувшись — пожалуй, я вообще впервые увидела улыбку Агеева — он отступил на шаг и вышел из комнаты отдыха. Я уставилась на убитую кухню и разбросанные цветы, когда он крикнул: