Дрянь - [20]

— Ну-ка, чудище поганое, отворяй ворота.

«Паучок», слушаясь программную сволочь, не реагирует.

— Я говорю, дверь открой, падла.

Ключевые слова произнесены, а она упирается. Ясненько. Стал дергать ручку — плотно заделано. Лег на сиденье и каблуком — трах. Кое-чего добился, этот подлый раб сообщает мне:

«Поведение неадекватное. Согласно пункту 19 прим инструкции городских маршрутных перевозок, кабина обязана доставить вас в районную психиатрическую больницу на освидетельствование».

Значит, эдак меня. Так «послушно» когда-нибудь вся наша индустрия работать будет. Прелюдия сыграна. И, взаправду, этот гроб на колесиках трогает и едет, куда ему положено. Я вначале запаниковал, задергался, как бешеный, а потом посерьезнел и стал вспоминать устройство своего губителя.

Первым делом надо приборную панель сковырнуть. Я ногти все содрал, прежде чем небольшую щель устроил. Но того мало оказалось для оперативных действий. И руки уже совсем ослабели — добила-таки меня недавно плесень. Сменил тактику, панель обслюнявил, но зубами не зацепил. Тогда пошарил в карманах штанов, пытаясь найти какой-нибудь небольшой рычажок. Шарил-шарил, а потом по пальцу что-то острое царапнуло. Снаружи прицепился к ним вязальный крючок, как привет от подруги. Пока я у Брусницыной на диване валялся, он в меня и впился, хорошо хоть не в задний анфас. Старомодные у нее, оказывается, забавы. Сунул крючок в щель, рванул. Потом еще раз. Получил струю чернильной жидкости в физиономию из совсем безобидной щелки. Я заслонялся, но все равно, рожу на квартал будет видно даже ночью. Только когда едкий дымок появился и под панелью затрещало, машину стало крутить-вертеть. Так она пометалась немного и впилилась в стену. Меня, естественно, как воблой об стол. Еще и едкий пар из аккумулятора валит, весь ухо-горло-нос разъел. Сипел я, хрипел, а потом так чихнул, что вместе с дверцей на асфальт вылетел. Не знаю, что за аффект на меня нашел, да только я крутой стал, как Илья Муромец после анабиоза. Подобрал железяку побольше и так обработал «паучок», что он издох окончательно и бесповоротно. Наверное, лишь успел крикнуть последнее прости и дать «СОС» куда надо. Из него аккумуляторная жидкость плещет, что кровь из убитого буйвола, а я к стене привалился, меченый, красно-синий. Конец поединку. Пока отдышался, понял, что все пути-дороги назад теперь отрезаны. За то, что я машину исковеркал, меня в любом случае лечить будут. Хорошо подлечат, с гарантией. Если хребет не треснет, то стану заместителем ученого ящера по общим вопросам, а если треснет, то буду нехлопотно лежать на коечке тридцать лет, клизма сверху и клизма снизу, могу танцам звуковое сопровождение давать. Но есть еще вариант жизнь-обмена. Через один заброшенный квартал — пустырь, он же погост ПО «Каучук», символ нашего всеобщего погребения. Вот куда мне «добро пожаловать». На кладбище, кроме лежащих, хорошо живется еще сапрофитам да могильщикам. Надо подаваться к этим социально далеким, морально близким. Хорошо бы нам даже подружиться. Они ведь жрут эту плесень. Едок и суп меняются ролями в их случае. Наверное, так вырабатываются иммунитет и танцевальные способности. Пляски-то им единственным идут на пользу. Может, потому, что они все послали подальше и давно сошли с поезда отменного труда и отдыха, который катит по нашей узкоколейке, где вместо рельс железная решимость, вместо колес чугунные задницы. Значит, у них уже не проверяют билеты.

Зря я считал, что проскочу спокойно, предсмертная тайна «паучка» быстрее всего добежала до плесени, которая обложила пустырь, как гной горло ангиозного больного. И она, засучив рукава, с упорством, достойным лучшего применения, взялась за меня. Задрожали коленки, подсекло ноги, потухло солнечное сплетение, и я перешел на пластунский образ движения. Вначале ничего, потом заморочки: раненный ведь я куда-то, и физподготовка не та. Оставалось доползти еще метров сто до места нашей прошлой встречи. Должны же они быть там. Лишь бы там. Пропляшу тогда я весь апокалипсис, буду пить любую гадость, хоть из толчка, не просыхать. Стану солистом ансамбля. Может, иногда будем выступать в домах отдыха за бутерброды и чай, дескать, народный негритянский танец вызывания дождя. Главное, вовремя протекание с верхнего этажа устроить. Надо и Брусницыну пригласить, заживем, как Кощей и Баба-Яга, друзья-соперники. Вроде еще недолго извиваться, но я уже превратился в прокисшее тесто. Дикари не могли не прийти, иначе я их не уважаю и порываю отношения. Я даже крикнул им об этом — волнительный визг. Или меня ждет ничто, как и Холодкова, как и Немоляева, а Брусницына — это просто еще один фильтр для отсева ненужных. Нет, пока не верю такому, мир создан не сатаной и не для него. Кажется, уже слышен бой барабанов.