Дрянь погода - [96]

– Как тебя зовут, дорогуша? – спросила она.

Рыжая была в прозрачной черной блузке, ажурных чулках и в туфлях на высоченных каблуках. Топик блондинки переливался серебристыми блестками, будто капот «Серебряной Тени». Воздух сахаристо пах духами. Прямо царствие небесное после трех часов удушья в плесени и ворсе ковра. Левон сел и обнаружил, что попал в центр очень внимательного кружка: двух проституток, бандита в полосатом костюме, симпатичной длинноволосой брюнетки, еще одной молодой женщины с бархатистой кожей и тонкими чертами лица и огромного бородатого мужчины в цветастой купальной шапочке. Рукавом куртки бородач полировал стеклянный глаз. Все они находились в небольшой комнате мотеля.

– Что происходит? – спросил Левон.

Проститутки представились: Бриджит и Жасмин. Щелкунчик наклонился и больно защемил старику шею:

– Ты хотел меня убить, помнишь?

– Я же сказал, это была ошибка.

– Значит, договор: остаешься здесь с девочками денька на два, на три. Будет перепихон-отсос, пока ноги сможешь волочить. Плюс кой-какие фотки.

От парня несло спиртным, а рот – будто набит стеклянными шариками. Левон скептически покачал головой:

– Пристрелите меня, и дело с концом.

– Никто никого не пристрелит, – сказала симпатичная брюнетка. – Честно, только ведите себя прилично.

Снова влез Щелкунчик:

– Может, у тебя уже не стоит, или ты любишь мальчиков – мне по фигу. Главное – ты остаешься с телками, пока я не позвоню и не скажу, что можно уматывать. Тогда потихоньку топаешь обратно в Майами. Именно что неспешно – на попутках, въехал?

Левон смигнул и попытался что-то сказать. Щелкунчик дважды шлепнул его по лицу.

– Наверное, мистер Стихлер не разобрался в ситуации, – сказала Эди. – Можно так: мы идем в полицию и заявляем, что вы хотели Щелкунчика убить, а меня изнасиловать трейлерным штырем. Родные сочтут, что у вас старческое слабоумие. Не помогут и фотографии, где дедушка играет в лошадки с двумя девочками по вызову.

Левон посмотрел на Бриджит с Жасмин: здоровые кобылы. Наверняка уже работали на пару.

– Считайте, что у вас отпуск, – продолжила Эди. – Пошалите – сейчас можно.

– Если б я мог.

– Ой-ёй… – Бриджит присела на корточки. – Простата?

Левон угрюмо кивнул:

– Удалили в прошлом году.

– Ничего, что-нибудь придумаем, – ободрила Жасмин.

Сцинк вставил протез в глазницу и посоветовал старику делать, что велят:

– Все лучше, чем пулю схлопотать.

– Да уж, – поддержала Бриджит.

Щелкунчик отслюнявил шлюхам от пачки кровельной добычи. Те пересчитали деньги, разделили и спрятали. Они отвернулись от Щелкунчика, чтобы он не видел их кошельков, раздувшихся от долларов, которые десятью минутами раньше им дал Авила, а двадцатью – красавчик с пистолетом.

– У вас есть лед? – спросила Бонни.

– Возьми в ведерке, – сказала Жасмин.

Бонни горстями зачерпнула кубики и приложила к щекам. Сцинк помог шлюхам поставить Левона на ноги. Щелкунчик ткнул старика стволом в кадык.

– Смотри, без глупостей! – сказал он. – Эти девочки ляжками кокос расколют. Прикончить старого пердуна для них не проблема.

Левон Стихлер ни секунды в том не сомневался.

– Не волнуйтесь, мистер. Я не герой.

Рыжая игриво ущипнула его за костлявую задницу:

– Ну это мы еще поглядим!

Когда к мотелю подъехал черный джип с похабными брызговиками, Августин прятался за мусорным баком. Он увидел, что из машины выходят Бонни с губернатором, и сердце у него скакнуло. За рулем сидела темноволосая женщина в лиловом топе; возможно, это ее фотография была на правах – Эдит Дебора Марш, двадцати девяти лет. Она вышла из джипа, а следом выбрался долговязый мужчина с землистым лицом, в мятом костюме, без галстука. Он держал пистолет и бутылку, на ногах стоял нетвердо. В свете уличного фонаря хорошо виднелась перекошенная челюсть. Сомнений не было: этот человек напал на Бренду Рорк и о нем рассказали проститутки. В жизни – Щелкунчик, по гостевой книге мотеля – «Лестер Парсонс».

Он открыл багажник и что-то рявкнул Сцинку, который вытащил из машины длинный бугорчатый сверток и взвалил на спину. Когда процессия скрылась в мотеле, Августин подбежал к джипу и, забравшись в багажное отделение, тихо прикрыл дверцу. Он распластался под задним окном; пистолет положил справа, ампульное ружье держал у груди.

Вот бы рассказать об этом отцу, подумал Августин. Чтобы на висках у того забились жилки, похожие на жирных червяков.

Папаша и не подумал бы рисковать головой, если нет речи о больших деньгах. Любовь, верность и честь не входили в кредо контрабандиста наркотиков. Августин слышал скептический голос отца: А.Г., какого черта ты затеял это безумство?

Потому что негодяй это заслужил. Он избил женщину-полицейского и украл обручальное кольцо ее матери. Он мразь.

Не будь идиотом. Тебя могут убить.

Он похитил женщину, которую я люблю.

Я воспитал идиота!

Нет, папа. Ты никого не воспитывал.

В каждом письме к отцу Августин непременно рассказывал, сколько денег отдал бывшим подружкам, непонятным благотворительным организациям и ультралиберальным политикам. Он представлял, как отец в смятении сереет лицом.

Ты меня огорчаешь, А.Г.

И это говорит болван, который на полном ходу налетел на мель, когда у него в трюме было тридцать три килограмма дури, а на хвосте сидела вся багамская Служба безопасности.