Дрянь погода - [105]

Брикхаус высунулся в окно:

– Эй! А для кого конфеты?

– Для матери, – ответил Фред Дав, перекрикивая лай.

Почему он солгал? – думал Брикхаус, наблюдая за отъездом смутившегося человека. Даже наркоманы помнят, где живет мать.

Детектив хотел было проследить за парнем, но потом решил, что это будет пустой тратой времени. Тот, кто распял Тони Торреса, не наденет «Хаш Паппиз». Можно поспорить на пенсию.

На заправочной станции Августин припарковался у телефонной будки. Губернатор велел ждать и пошел звонить. Вернувшись, он напевал что-то из «Битлз».

– Джим жив.

– Ваш друг? – рванулась к нему Эди. – Откуда вы знаете?

– Есть номер, где мы оставляем друг другу сообщения.

– Рана серьезная? – спросила Бонни.

– Нет. Он был в жилете.

Августин радостно потряс кулаком. Все оживились, даже Эди. Сцинк сказал, что Бонни может позвонить матери, только быстро. Состоялся следующий разговор:

– Мама, кое-что произошло.

– Я догадалась.

– Между Максом и мной.

– О господи! – Мать старалась казаться обеспокоенной, но Бонни знала ее истинные чувства. – Что он сделал, милая?

– Ничего, мам. Это все я.

– Вы поскандалили?

– Понимаешь, я познакомилась с двумя необычными мужчинами. И кажется, в одного влюбилась.

– В свой медовый месяц?

– Так получилось.

– Чем он занимается?

– Он сам точно не знает.

– Эти мужчины опасные?

– Для меня нет. Мам, они совершенно ни на кого не похожи. У них очень… первобытное обаяние.

– Только отцу про него не стоит говорить.

Потом Бонни позвонила в свою нью-йоркскую квартиру. Вернувшись к машине, она сказала, чтобы ехали без нее.

– Макс оставил сообщение на автоответчике. – Бонни не смотрела на Августина. Не было сил. Она пересказала слова Макса. – Говорит, все кончено, если я с ним не встречусь.

– Все равно дело конченое, – сказал Сцинк.

– Прошу вас.

– Позвони и оставь свое сообщение. – Губернатор назвал место, время и участников встречи.

Когда Бонни положила трубку, Сцинк сделал еще один звонок. Они сели в машину, и Августин рванул с места, не жалея покрышек. Бонни коснулась его локтя. Он сдержанно и грустно улыбнулся.

На боковую дорогу свернули как раз вовремя. За озером Сюрприз движение на север застопорилось. Сцинк предположил, что полиция развела мост через Груперову бухту и поставила блокпост. По мнению губернатора, еще один будет у Кард-Саунд – как только с материка прибудет подкрепление.

– Так куда же мы едем? – спросила Эди.

– Потерпи.

Эди и Сцинк сидели на заднем сиденье. Губернатор держал на коленях чемодан от «Билла Бласса», который вытащили из багажника, чтобы освободить место для Щелкунчика в отключке.

– Водитель, верхний свет, роr favor! [74]– попросил Сцинк.

Августин потыкал в кнопки на приборной доске и наконец включил потолочную лампочку. Сцинк сломал замки чемодана и откинул крышку:

– Что у нас тут есть…

Полицейские просидели у Груперовой бухты всю ночь. Как и предсказывал Джим Тайл, ни черный джип, ни серебристый «кадиллак», отнятый у покупателя круглосуточного магазина в Ки-Ларго, не появились. Пострадавший француз сухо описал налетчика как «иллюстрацию из учебника по челюстно-лицевой хирургии».

Днем полицейские сняли заставу и прочесали Верхние Рифы. Брошенную «севилью» обнаружили через три дня на бывшей тропе контрабандистов в стороне от шоссе №905, всего в нескольких милях от престижного клуба «Океанский Риф». Полицейские ждали еще двое суток, прежде чем объявили о найденной машине. О пулевом отверстии в приборной доске они умолчали, поскольку не хотели попусту беспокоить обитателей и гостей клуба, среди которых было несколько наиболее видных, политически влиятельных и хронически раздраженных налогоплательщиков восточной части Соединенных Штатов. Многие и без того пребывали в скверном расположении духа из-за досаждающих неудобств в поврежденных ураганом домиках. Новость, что преступник-убийца может скрываться в мангровых рощах, вызвала бы жаркую переписку на высшем уровне с Таллахасси и Вашингтоном. В «Океанском Рифе» не пни пинают.

Но, как выяснилось, опасности никакой и не было.

Большинство новобрачных мужчин, столкнувшись с неожиданным дезертирством супруги, обезумели бы от горя, ревности и гнева. А вот Макс Лэм обладал счастливым свойством всей душой, безоглядно отдаваться карьере.

Назойливая мысль крутилась у него в голове, но она не имела никакого отношения к сбежавшей жене. Это были слова чокнутого похитителя: Ты должен оставить наследие.

Они ехали в кузове пикапа и говорили о незабываемых рекламных слоганах. Макс не нашел ничего лучше, как похвастать девизом приснопамятных «Сливовых Хрустяшек». После неудачи компании с хлопьями шестой этаж использовал Макса на разработке изобразительных материалов и рекламных щитов, но не вербального творчества.

Это ранило, ибо Макс искренне считал себя талантливым мастером бойкого пера. Он верил, что вполне способен создать рекламную фразу, которая станет крылатой, наподобие классических примеров, упомянутых похитителем. Оставить наследие, если угодно.

Сигареты «Мустанг» канули в Лету, и Максу пришлось критически оценить потенциал оставшихся у него проектов. Сверхгазированный содовый напиток, который подавали на рейсе в Майами, напомнил ему о «Старом Верном Рутбире».