Дряхлость - [6]

С иронией относясь к самому себе, этой же иронией утешаясь и ею же довольствуясь, Эмилио почувствовал жалость к Анджолине. Ведь она попала в руки такому человеку, как он — бедному в отношении денег и в отношении кое-чего ещё, а именно энергии и смелости. Потому что если бы он был смелым (и объясняясь в любви к Анджолине в первый раз так серьезно, его голос сильно изменился по причине сильного волнения); так вот, если бы он был смелым, то схватил бы свою блондинку в объятия, прижал бы её крепко к груди и понёс бы наперекор судьбе. Но Эмилио таких порывов не испытывал. О, бедность их обоих была вещью ужасной, она представляла из себя рабство, и он боялся за себя и за неё.

Тут Анджолина перебила Эмилио:

— А я не боюсь, — ему показалось, что она хотела бы взять его за горло и ввергнуть в то состояние, которого он так боялся, — я могла бы просто жить с любимым мужчиной, бедная и покорная.

— Но я этого не хочу, — сказал он после короткой паузы, делая вид, что колеблется, — я хорошо себя знаю. В нужде я не смог бы даже любить.

И после ещё одной короткой паузы Эмилио добавил голосом серьёзным и глубоким:

— Никогда!

Она смотрела на него серьёзно, положив подбородок на ручку зонтика.

Он оставил эту тему и в качестве подготовки к предстоящему обучению заметил, что ей больше пошло бы на пользу знакомство с пятью или шестью юношами, которые в тот день видели его с ней и любовались ею: Карлини был богат, Барди транжирил бездумно последние остатки своей молодости и своего огромного состояния, Нелли представлял собой дельца и зарабатывал много. Каждый из них так или иначе был богаче Эмилио.

Анджолина поняла его. И обиделась! Было, однако, ясно, что её возмущение преувеличено, и Эмилио, должно быть, догадался, но не стал обвинять её в притворстве. Двинув всем своим телом, Анджолина проимитировала усилие освободиться от него, чтобы уйти, но Эмилио даже почти не почувствовал этого и легко её сдержал. Всё закончилось тем, что он стал ласкать Анджолину, поцеловал её и освободил из своих объятий.

Он попросил у неё прощения: это не было объяснено им хорошо, и вскоре Эмилио повторил то же, что уже говорил, но другими словами. Анджолина не стала обижаться на него, но сохраняла ещё какое-то время свой досадливый вид:

— Не хочу, чтобы вы думали, что для меня было всё равно, если бы со мной познакомился один из тех мужчин. Я им даже разговаривать со мной не разрешила бы.

Анджолина также сказала, что сохранила смутные воспоминания о случайной встрече с Эмилио примерно год назад на улице, а значит — он не был для неё первым встречным.

— Я, — заявил Брентани торжественно, — хотел только сказать, что не заслуживаю всего этого счастья.

И только тогда он рассказал ей о своих планах в отношении её обучения, которое должно стать таким полезным. Но Эмилио нашёл, что Анджолина не заинтересована в этом, и пожалел её. Такая девушка, как она, должна заботиться о своей выгоде. Что такое честность в этом мире? Выгода! Честные женщины всегда умели найти покупателя по самой высокой цене и из любви тоже могли извлечь выгоду. Говоря эти слова, Эмилио чувствовал себя человеком в высшей степени аморальным, так как видел и хотел видеть только то, что было. Мощная мыслительная машина, каким являлся он и сдерживал себя, вдруг вышла из состояния своей инертности. Волна гордости прилила к его груди и распирала её.

Анджолина оставалась удивлённой и внимательной к словам, слетавшим с его губ. Казалось, она поверила, что женщина честная и женщина богатая могут существовать в одном лице.

— Ах! Так прекрасные синьоры таковы? — воскликнула Анджолина и затем, видя его удивление, попыталась отрицать, что хотела сказать это, но если он мог понимать её мысли, а он был в этом уверен, то должен был догадаться, что она не поняла его рассуждений и удивилась им.

Тогда Эмилио повторил и прокомментировал свои уже высказанные идеи: честная женщина ценит себя высоко, и это её секрет. Надо быть честной или, по крайней мере, казаться ею. Было плохо, что Сорниани сказал об Анджолине то, что сказал. Хуже всего то, что она рассказала о своей любви к Леарди, — и тут излилась вся его ревность, — любви к этому опасному бабнику. Лучше сделать плохо, чем иметь вид, что сделал.

Вдруг Анджолина забыла о главных идеях, высказанных Эмилио, для того, чтобы защититься энергично от его атак. Сорниани не имел права злословить про неё, а Леарди вовсе не был опасным.

На этот вечер инструкции Эмилио закончились — он подумал, что такое сильное лекарство надо давать в малых дозах. К тому же ему показалось, что он и так уже пожертвовал многим, отрёкшись на какое-то время от любви.

Из-за сентиментальности литератора имя Анджолина ему не нравилось. Он назвал её Линой, затем, не довольствуясь этим ласкательным, дал ей французское имя Анжеле и очень скоро облагородил его в Анже. И он учил её признаваться в любви на французском. Поняв смысл некоторых слов, она уже не хотела повторять их ему. Но на ближайшем свидании он безо всякой причины сказал ей:

— Жё тэм боку.[1]

Эмилио не удивлялся, что продвинулся в отношениях с Анджолиной так быстро и так далеко. Всё соответствовало его желаниям. Конечно, она считала его очень порядочным, и это внушало ей уверенность в то, что ему можно доверять. И действительно, долгое время она даже не имела ни желания, ни возможности отказывать ему в чём-либо.