Мужчина был уже совсем близко. Непосредственно за спиной. Она уже слышала его дыхание. Он почти поравнялся с ней, обходя ее слева. Это могло бы означать, что он только собирается ее обогнать. Однако и ребенок знает, что для этого нужно заходить справа. Какого же черта он лезет слева?.. Сердце стучало. Нижняя губа задрожала от дурного предчувствия. Она сдвинула шарф на горло, освободив рот. Даже сумасшедшая Соня не услышит ее, потому что сама кричит без умолку. Сумасшедшая Соня, которая сама тщетно взывает о помощи.
Саша остановилась. Просто встала как вкопанная, прижавшись к металлическому парапету, который тянулся вдоль всего нью-йоркского водоема.
А вот и он. Тут как тут. Стянув с лица маску и сняв темные очки, он стоял в двух шагах от нее, как раз под предупредительным щитом, на котором были начертаны правила, запрещавшие выгуливать собак. Она смотрела на него так, будто видела перед собой привидение.
— А я думала, что ты убийца, — наконец сказала она.
По своему обыкновению он молчал и посмотрел на нее этими своими глазами, — какого бишь они там были цвета?.. Пакостное утро, что и говорить.
— На этот раз я не упала, — сказала она. — Поэтому убирайся!
Однако он не убрался. Напротив, приблизился. Шагнул, уничтожая то короткое расстояние, которое разделяло их. И вот она уже в его объятиях. Она подняла голову, положила руки на его плечи и посмотрела ему прямо в глаза. «Что случилось с тобой? — хотелось закричать ей. — Как ты мог так поступить со мной и с ними? Если ты сделал это, — а они сказали, что это ты, — то где же ты был все это время, Гидеон, или как мне тебя называть?..» Но она не задала ни одного из этих вопросов.
— Только скажи, — попросила она, — это твой сын был там, в Риме?
Если он и был смущен, то не подал виду. Просто утвердительно кивнул головой.
— О мой бог, — проговорила она, прижимаясь губами к его щеке. — О мой бог…
— Я тебя люблю, — сказал он, будто это было ответом на ее возглас.
Как будто его признание должно было объяснить ей, как случилось, что он исчез, а потом появился вновь, покрыв расстояние в шесть тысяч километров.
— Но почему ты не сказал мне об этом раньше? — начала она.
— Я говорил.
— Нет, не об этом. А о том, что случилось.
Что он мог на это ответить? Он обнял ее за талию и повел к лестнице, которая спускалась к служебным воротам и на Пятую авеню.
— Я ждала, — произнесла она, останавливаясь.
Но он снова обнял ее и вытер слезы с ее лица. Когда-нибудь он попробует все объяснить, однако он не уверен, что она его поймет.
— Во второй раз я всего этого не вынесу, — предупредила она.
— Так же как и я, — сказал он, обнимая ее еще крепче. — Так же как и я… — повторил он и, даже не дождавшись, пока их минуют два любителя утренних пробежек, поцеловал ее. Однако те едва ли обратили на них внимание. Кому какое дело? Это же Нью-Йорк. Целуют ли вас, убивают ли — никто и глазом не моргнет. Что касается Саши, то в этот момент ей показалось, что с ней происходит и то, и другое.
И словно впервые за долгие-долгие годы на ее губах появилась улыбка.
— Хочешь выпить со мной кофе? — спросила она.
Разве не с этой фразы начинаются подобные истории?
— Я хочу, — ответил он, — жить с тобой.
