Дружелюбные - [22]

– Соня, я ей велела работать у меня самой.

– Она назвала меня доброй, – начала Соня. – Ты не представляешь, что эти, в агентстве, смеют мне говорить! – Она притянула к себе голые коленки и прижала босые ноги к подушкам дивана; пальцы ног стали мять шелк, точно лапы котенка, делающего «молочный шаг».

– Я не потерплю, если квартиру будет убирать кто-нибудь, кроме Перлы! – отрезала Лавиния. – Я сказала ей об этом давным-давно.

– А, еще звонил твой брат, – сказала Соня. – Просил передать, чтобы ты позвонила.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулась Лавиния, но Соня, не глядя на нее и уткнувшись в телеэкран, замахала перед ее носом бумажкой. Лавиния протянула руку. Почерком Сони на грязном мятом листке, сложенном в несколько раз, было написано: «Звонил Твой Брат».

– Он сказал, что это срочно. По крайней мере, было срочно, когда он звонил, – добавила Соня.

– Целое расследование… – пробурчала Лавиния и махнула рукой. – Сегодня?

– Нет, – ответила Соня, обалдевше выкатив глаза и пожимая плечами. – Нет, я же сказала – пару дней назад. Тогда как раз Клод заходил, а то бы я расспросила, как у него дела.

Лавиния села на телефон. Выяснять, почему Соня ведет себя так, а не этак, бессмысленно. Но, когда она еле дозвонилась до Хью через озадаченного соседа по квартире, которого не вспомнила, брат тут же, визжа от удовольствия, пустился в рассказ, как наговорил и натворил такого, что его выставили из «Пицца Экспресс», не успел он дожевать свою «венецию». В конце концов оказалось, что он совсем не уверен, что ей звонил. Хью хотел непременно выслушать ее мнение о новых фото для своего актерского досье (на них он был более задумчивым, серьезным и куда меньше походил на прежний образ комического приятеля главного героя или парня из рекламы стирального порошка), да и о многом другом.

– «Король Лир»?

– «Король Ричард Второй», попрошу!

И Лавиния рассмеялась над избирательностью братних амбиций. Выяснилось, что ни один из них не знал, как себя чувствует мама, но, по словам Хью, в Шеффилд приехал Лео. Если бы с мамой случилось что-нибудь серьезнее сломанного запястья, он бы обязательно сообщил. Лавиния, слегка озадаченная, положила трубку.

– Да не Хью. – Соня по-прежнему не спускала глаз с новостей Четвертого канала. – Ты что, Хью позвонила? Я же говорила, звонил твой брат – который в Шеффилде. Я же вроде сказала.

То, что Хью не только друг и бывший сосед Сони, но и, как ни странно, брат Лавинии, а еще что иногда у людей больше одного брата, она объяснять не стала. И набрала домашний номер, который в детстве затвердила наизусть. Обычно, когда Лавиния звонила, никто не брал трубку. Но сейчас ей ответил Лео.

– Мне не передали твоего сообщения, – начала Лавиния. – Что стряслось? Как мама?

– Как они себя вели, когда ты их в последний раз видела?

– Кто, мама с папой? Я была на Рождество. А, нет, в марте еще. Они были в порядке. То есть так же, как и всегда.

– Ты хочешь сказать – на ножах. Ругались?

– А когда они не ругались, Лео? Он раз пять назвал ее идиоткой, она расплакалась и выскочила из кухни, хлопнув дверью. Ну, сам знаешь, как это бывает. На сей раз она не обозвала его болваном. Как она? В смысле самочувствия.

– Сломала руку, – ответил Лео. – Ее держат в клинике. Вроде как чересчур просто это вышло. Даже не падала, раз – и все.

– Она пожилая, – сказала Лавиния. – У стариков хрупкие кости.

– Они считают, что это мета… метазы? Метастазы то есть. Вот ее и наблюдают. Если болезнь проникает в кости, они ломаются на ровном месте.

– А папа что говорит?

– Он весь в себе. Я говорил с другим врачом. Как только поражаются кости, болезнь становится неизлечимой. Но это не значит, что ей осталась пара недель. То есть нестись сюда сломя голову не надо.

– Приеду, как только смогу. Она же пока в больнице?

– Ну, не насовсем. Хотя дело и в этом тоже. Папа тут меня действительно напугал. Сказал, что намерен с ней развестись. Говорит, мол, последний шанс… ну, не знаю… на то, чтобы она умирала без иллюзий насчет их брака. И он не шутит.

– Не может быть! – Лавиния была ошарашена. – А она что говорит?

– Она одурманена морфином. Так что ничего вразумительного, но ведет себя с ним так же по-свински, как и он с ней. Он ей скажет – по крайней мере, грозится. Он сообщил мне об этом в воскресенье вечером и теперь упоминает каждый день в подробностях: как выглядит процедура, кто ею занимается, нужен ли ей собственный адвокат. Честно говоря, кажется, у него по этой причине появился интерес к жизни.

– А что остальные?

– Я им еще не рассказывал. Еще не хватало, чтобы примчалась в своем «ягуаре» Блоссом и начала всех мирить.

Она положила трубку, и тут же Соня начала мурлыкать про «дожди в Испании». Должно быть, ей не терпелось сделать это раньше, но она не хотела мешать Лавинии говорить по телефону.

– И он совсем не умел петь! – злорадно заявила она. – Странное решение – взять на эту роль человека, который совсем не умеет петь.

– Ты сейчас о чем?

– Рекс Харрисон умер, – ответила Соня. – Ты разве не видела? Кругом в новостях вспоминают, какой он был замечательный. Смешно. У него был отвратительный характер, и он им славился. Тем не менее – дажди в Эспании. – Она без предупреждения перешла на отвратительный деланый простонародный выговор. – А п’вавда в’ша мама звала папу «диот’м»?