Дружба, № 3 - [57]

— Под утро только заснула. Всё плакала.

— А Семен Иванович где?

— Чуть свет ушел звонить в милицию, чтобы Юшку задержали. Раз готовились ехать в область на базар, — не порожним поехал.

— Как же быть теперь с Оленькой? Это я виновата… Мне казалось, что она преувеличивает. Мать, Юшка, спекуляция. Я не верила ей. Думала даже — вот еще одна ненавистница базара, вроде Егорушки. А тут она стала хорошо учиться, веселая ходила. Мать была довольна по.

— Пока Анисья сердцем не отойдет, Оленька у меня будет, — просто решила Анна Степановна. — Да еще не известно, как дело с Юшкой обернется. Боюсь, не осиротела бы Ольга опять. И надо же было дуре-бабе с Юшкой связываться!

Вскоре пришел Копылов, а с ним Алексей Константинович. Семен Иванович был весел и, громко смеясь, пошучивал над явно расстроенным Дегтяревым:

— Задала нам задачку ваша ученица. Поди разберись теперь, что бело, а что черно.

— Ты толком рассказывай, — перебила Анна Степановна. — Нашли Юшку?

— А он и не скрывался, — ответил Семен Иванович. — Да и зачем скрываться? Догнали его, только выехал из района, ехал порожняком, даже пассажиров не имел.

— Может быть, Анисья не доверила одному везти?

— И дома ничего нет. На кухне только маленькая корзинка яблок…

— Откуда известно? Иль обыск был?

— Зачем обыск? Попросил пожарника исправность печей проверить. И в горницу он заходил и на чердак лазил. Заодно в кладовку заглянул. И всюду пусто.

— А не перехитрил ли нас Юшка? — спросил Дегтярев.

Семен Иванович отмахнулся.

— Хуже — девчонка за нос провела! Ты, Анна, разбуди-ка ее.

— Еще чего! Пусть спит.

— Да ведь милиция ждет.

— Чего ждать? Пусть лучше ищет.

— Да мне велели спросить Ольгу: что и как, откуда она всё взяла?

— Нет уж, ты не лезь, Семен, с допросами. Сама поговорю с Ольгой, сама и в милицию позвоню. Так-то лучше будет.

— Твое дело, — согласился Семен Иванович. И, довольным том, что весьма серьезные неприятности, которые могли быть из-за Юшки, миновали его, он сел за стол и сказал жене: — Давай усаживай Катю и Алексея Константиновича, будем завтракать.

Катя подсела к столу и спросила:

— Семен Иванович, неужели вы думаете, что Оленька обманула нас? Этому я не поверю.

— Верь не верь, а факт фактом.

— Но что считать фактом? — возразил Дегтярев. — Для меня ясен только один факт: девочка бросила мать. А что касается пустой машины, то этот факт может оказаться фокусом…

После завтрака Дегтярев и Катя пошли в школу. Елизавета Васильевна была уже осведомлена о ночном происшествии и в виду особой важности предстоящего разговора попросила их пройти к ней на квартиру. Там, плотно закрыв за собой дверь, она возмущенно воскликнула:

— Позор школе! Мне, как директору, вам, Алексей Константинович, как воспитателю, а вам, Екатерина Ильинична, как пионервожатой. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? Представьте себе, что я пережила! Врывается ко мне эта Олейникова и кричит: «Чему вы учите ребят? Бегать от отцов и матерей? За что вам деньги платят? Не всё вам других учить, и вас научат!» Но дело не в том. Есть нечто важнее наших переживаний. Честь школы! Надо немедленно вернуть матери ее дочь. Иначе эта скандальная история дойдет до района.

— Вернется она или не вернется, теперь уже поздно, — сказал Дегтярев.

— Ошибаетесь, Алексей Константинович, — возразила Елизавета Васильевна. — Если мы сейчас вернем матери ее дочь, всё происшествие приобретет совсем другую окраску. Недоразумение, маленькая ссора — и больше ничего!

— Боюсь, что это невозможно, — сказал Дегтярев. — Надо учесть состояние девочки…

— Вы потакаете капризам своенравной девчонки, — резко перебила Елизавета Васильевна. — Если хотите знать, почему Дегтярева бросила дом, так я вам скажу: она, видите ли, не желает, чтобы мать вышла замуж за Юхова Павла. И обязательно ей нужно, чтобы здесь жила ее бабка… Упрямство, своеволие…

— Это вам Олейникова сказала?

— Да! И это настоящая правда. А всё остальное Дегтярева выдумала. Поэтому, прошу, пройдите к Копыловым и серьезно поговорите с девочкой. Кстати, пусть Семен Иванович сам ей скажет, что оставить ее у себя он не может.

38

Когда ночью привезли Оленьку, Егорушка спал. Его подняли и сонного перевели из маленькой горенки на лежанку в зальце. Так бывало не раз, когда к отцу кто-либо приезжал из района. И Егорушка настолько привык к подобным ночным перемещениям, что принимал их безропотно и, не открывая глаз, проделывал весь переход в полусонном состоянии.

Егорушка знал, что мать и отец поехали искать Дегтяреву, и всё же он не ожидал, что, поднявшись рано утром, он увидит ее спящей на его кровати. Через несколько минут он уже был в курсе всех ночных событий. А потом мать предупредила:

— Смотри, Оленька — гостья у нас! — Егорушка не ответил, а они притянула его к себе и посмотрела прямо в глаза: — Сам не обижай и другим не давай в обиду.

Егорушка уже не считал Дегтяреву базарницей и выскочкой, незаслуженно выбранной старостой, он уже давно знал, как больно ей оттого, что мать ее стала перекупщицей, но он не ожидал, что она решится бросить мать. Он, Егорушка, любил свою мать, и для него бросить ее было бы просто невозможно. Теперь он понял, почему так задушевно пела Оленька на вечере, почему так рано ушла домой и почему так необычно она попрощалась с ним. В его глазах Оленька Дегтярева совершила настоящий героический поступок, и он гордился, что она нашла спасение от матери в его доме. В этом заключалась особая, подкупающая сила Оленькиного поступка.