Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти - [19]

Послышался шорох вынимаемых из ножен мечей.

— Защищайся, болван! — крикнул кто-то.

Увидев перед собой человека с мечом, Друсс загородился рукой и правым кулаком двинул его в подбородок. Нападавший упал как подкошенный. Обернувшись ко второму противнику, Друсс потерял равновесие, но и враг, взмахнув мечом, лишился стойкости. Друсс подсек его ногой и повалил. Потом приподнялся на колени, сгреб врага за волосы, притянул к себе и стукнул головой по носу. Тот обмяк, потеряв сознание, и Друсс отпустил его.

Кто-то подошел, и Друсс узнал молодого поэта.

— Боги, как разит от тебя дешевым пойлом, — сказал Зибен.

— Это кто? — пробормотал Друсс, глядя мутными глазами на человека, пришпиленного к двери.

— Так, подонки. — Зибен выдернул свой нож из руки жертвы. Тот завопил от боли, а Зибен вернулся к Друссу. — Пойдем-ка со мной, старый конь.

Друсс почти не запомнил дорогу. Его дважды рвало, и голова разболелась невыносимо.

Проснулся он в полночь на какой-то веранде, под звездами. Рядом стояло ведро. Он сел и застонал от страшной боли в голове — точно железным обручем стиснули. Услышав в доме какие-то звуки, он двинулся к двери, но потом расслышал получше и остановился.

— О, Зибен… О-о… О-о!

Друсс выругался и вернулся назад. Налетевший ветер опахнул его неприятным запахом, и он посмотрел на себя. Колет покрыт блевотиной, от тела разит застарелым дорожным потом. Слева во дворе виднелся колодец. Друсс вытянул наверх ведро. Демон долбил в голове раскаленным добела молотом. Друсс разделся до пояса и обмылся холодной водой.

Дверь позади распахнулась, и из дома выскользнула темноволосая молодая женщина. Она улыбнулась Друссу и побежала прочь по узкой улочке. Друсс поднял ведро и опрокинул остаток воды себе на голову.

— Ты уж не обижайся, — сказал Зибен, — но без мыла дело не обойдется. Заходи. В очаге горит огонь, и я согрел воды. Боги, ну и холод на улице.

Друсс, собрав свою одежду, вошел в дом. Домик был одноэтажный, всего с тремя комнатами — кухня с железной плитой, спальня и столовая, где топился каменный очаг. Тут был стол с четырьмя стульями, а по обе стороны от огня — удобные кожаные кресла, набитые конским волосом.

Зибен провел Друсса в гардеробную, налил в таз горячей воды, вручил гостю брусок белого мыла и полотенце. Достав из буфета в столовой тарелку с нарезанным мясом и хлеб, поэт сказал:

— Поешь, как помоешься.

Друсс вымылся пахнущим лавандой мылом, отскреб свой колет и оделся. Поэт сидел у огня, вытянув длинные ноги, с кубком вина в руке. Другую руку он запустил в свои светлые, до плеч, волосы. Откинув их назад, он надел на голову черный кожаный обруч с блестящим опалом в середине и посмотрелся в овальное зеркальце.

— Красота — это тяжкое проклятие, — сказал он, отложив зеркало. — Налить тебе вина? — Друсс, чей желудок при этих словах встал на дыбы, замотал головой. — Тогда поешь, мой большой друг. Я знаю, еда не идет тебе в горло, но она пойдет тебе на пользу, поверь.

Друсс отломил кусок хлеба, сел и стал медленно жевать. У хлеба был вкус пепла и желчи, но Друсс мужественно пересилил себя. Поэт оказался прав — желудок успокоился. С  соленой говядиной справиться оказалось труднее, но Друсс запил ее холодной водой и почувствовал, как возвращаются силы.

— Я слишком много выпил, — сказал он.

— Да ну? Две кварты, насколько я понял.

— Я не помню сколько. Кажется, драка была?

— Вряд ли это можно считать дракой по твоим понятиям.

— Кто были эти люди?

— Разбойники, на которых ты напал.

— Мне надо было убить их.

— Возможно, но в твоем состоянии ты должен почитать за счастье, что сам остался в живых.

Друсс налил воды в глиняную чашу и выпил до дна.

— Ты мне помог, это я помню. Почему?

— Так, каприз. Пусть это тебя не волнует. Расскажи мне еще раз о твоей жене и о набеге.

— Зачем? Это все в прошлом. Теперь мне нужно одно: найти Ровену.

— Но тебе понадобится моя помощь, иначе Шадак не послал бы тебя ко мне. И я хотел бы знать побольше о человеке, с которым пускаюсь в путь. Понимаешь? Вот и рассказывай.

— Да нечего особо рассказывать. Разбойники…

— Сколько их было?

— Около сорока. Они напали на нашу деревню, перебили всех мужчин, женщин — тех, что постарше, — и детей, а молодых женщин забрали в рабство. Я был в лесу, рубил деревья. Несколько бандитов явились туда, и я убил их. Потом я встретил Шадака, который тоже преследовал их: они и на его селение напали и убили его сына. Мы освободили женщин, но Шадака схватили. Я спугнул их лошадей и напал на лагерь — вот и все.

Зибен с улыбкой Покачал головой.

— Этак всю дренайскую историю можно изложить, прежде чем яйцо сварится. Рассказчик из тебя аховый, друг мой, но это к лучшему: не будешь отбивать у меня кусок хлеба.

Друсс потер глаза и откинулся на мягкую спинку кресла. В тепле его разморило, и он еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким усталым. Последние тяжкие дни взяли свое — он уплывал куда-то по теплому морю. Поэт что-то говорил, но Друсс уже не слышал его.

Он проснулся на рассвете. От огня в очаге остались только тлеющие угли, и в доме никого не было. Друсс зевнул, потянулся, пошел на кухню и взял себе черствого хлеба с сыром. Запивая завтрак водой, он услышал, как скрипнула входная дверь. Вошел Зибен с белокурой девушкой, неся топор и перчатки Друсса.