Другой Зорге. История Исии Ханако - [11]

Агнес Смедли так же нелегко было смутить, как и Рихарда Зорге. Она была старше его на три года, и так же, как и он, не делала из сексуальных связей культа, считая главным в отношениях с мужчинами дружбу и взаимопонимание. Из Шанхая писала о своем настроении тайному другу: «Я замужем, детка, так сказать до какой-то степени замужем, ну, ты понимаешь; но он тоже мужчина в полном смысле слова, и у нас все 50 на 50 — он помогает мне, а я ему, и мы работаем вместе или по отдельности и все такое; большая, широкая многосторонняя дружба и товарищество. Не знаю, как долго это продлится; от нас это не зависит. Боюсь, что не очень долго. Однако эти дни будут лучшими в моей жизни. Никогда я не знала таких прекрасных дней, никогда не переживала столь здоровой жизни — и умственно, и физически».

Смедли и Зорге хорошо понимали друг друга. Во многом похожие, они притягивались и отталкивались одновременно. Несомненно, в их отношениях присутствовала взаимная симпатия, но даже если между ними и была близость, как между мужчиной и женщиной, это не стало главным для них. Куда важнее (или хотя бы в определенной самой Смедли пропорции «50 на 50») оказались общность интересов и взаимное товарищество, уважение, граничившее с, опять же, взаимным восхищением. Забыть Агнес было невозможно, как невозможно было забыть и Рихарда. Трудно в нее было и не влюбиться, и влюблялись многие.

Похоже, что одним из очарованных Агнес Смедли журналистов оказался японец Одзаки Хоцуми, с которым она познакомила Зорге и для которого это знакомство стало роковым. Их общение не было долгим, «Рамзай» мгновенно оценил личные и деловые качества Одзаки и понял, что в будущем этот человек будет невероятно полезен. Зорге поверил японскому журналисту, но ни сам не открылся ему до конца (еще очень долго Одзаки считал, что имеет дело с американским коллегой по фамилии Джонсон — так ему преставился «Рамзай»), ни изучил досконально детали жизни своего будущего агента. Ни тогда, ни годы спустя, когда они уже тесно сотрудничали в Японии — отсюда странная, на наш взгляд, сцена «сватовства» Ханако за Одзаки, которая ждет вас впереди. Удивительно, но Зорге действительно во многом рассчитывал на удачу и свое невероятно точное, удивительно тонкое чутье на людей и, в общем-то, ни разу не ошибся.

Что же касается Урсулы Кучински, то было бы странно, если бы не появились слухи о ее романе с Зорге. Слухи беспочвенные. Урсуле, родившейся в семье профессиональных германских подпольщиков-коммунистов, в 1930 году исполнилось 23 года, но она уже успела выйти замуж. Более того, в Китай, где нашел работу ее муж — архитектор Рудольф Гамбургер, она приехала беременной. В Шанхае она познакомилась с Агнес Смедли: та «…сказала, что в случае моего согласия меня мог бы навестить один коммунист, которому я могу полностью доверять. Товарищ пришел ко мне домой. Это был Рихард Зорге…

Вряд ли мне следует описывать внешность этого необыкновенного человека. Это уже сделано во многих книгах и статьях. Впервые он посетил меня в ноябре 1930 года… Рихарду Зорге было 35 лет. Я нашла его обаятельным и красивым, таким, каким его описывали другие. Продолговатое лицо, густые, вьющиеся волосы, глубокие уже тогда морщины на лице, ярко-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, красиво очерченный рот. Я описываю Рихарда только потому, что, видимо, о нем нельзя думать, не видя его перед собой.

При первой нашей встрече я еще не знала его имени. Оно бы мне ничего и не сказало. Рихард сказал, что он слышал о моей готовности помочь китайским товарищам в их работе. Он говорил о борьбе против реакционного правительства страны, об ответственности и опасности, связанной с малейшей помощью товарищам, рекомендовал мне еще раз все обдумать. Пока я еще могу отказаться, говорил он, и никто меня в этом не упрекнет.

По мне было уже видно, что я ожидаю ребенка. Агнес также наверняка ему об этом сказала. Мне показался обидным вопрос, могу ли я и в условиях опасности работать в духе интернациональной солидарности. Тогда я не понимала, что он сам себе задает аналогичные вопросы и что он не пришел бы сам, если бы не был уверен в моем согласии. В течение получаса, пока Рихард оставался у меня после моего согласия, высказанного в несколько резкой форме, он обстоятельно обсудил со мной вопрос о возможности организации встреч с китайскими товарищами в нашей квартире. Я должна была лишь предоставить комнату, но не принимать участия в беседах…

Как он сумел столь быстро получить информацию о моей надежности? Я вспоминаю, что Рихард предложил мне присутствовать на демонстрации на центральной улице города, не принимая в ней непосредственного участия. Нагруженная покупками, дабы как европейке оправдать свое присутствие, я стояла перед большим магазином “Винг-Он” и видела, как избивают и арестовывают китайцев. Во многих случаях арест был равнозначен смерти. Я видела лица молодых людей, которым только что был объявлен смертный приговор, и знала, что уже ради них я выполню любую работу, которая от меня потребуется. Впоследствии я узнала, что на демонстрации меня видел Герхард Эйслер — мы были с ним немного знакомы еще в Германии. Он обратил внимание товарищей на то, что в будущем в подобных обстоятельствах я должна выглядеть более женственной, например, надевать шляпу.