Другой путь. Часть 1 - [29]

Он подбежал к нам, подпрыгивая на одной ноге.

– Тапок, сука, в магазине потерял, – коротко и непонятно пожаловался он. – Чего стоим? За мной, камрады, за мной, быстро!

И такими же нелепыми прыжками помчался дальше по дорожке – ко входу в огромное, этажей на шестнадцать-семнадцать, общежитие. К нашему удивлению на вахте никого не оказалось и нам не пришлось ни предъявлять документы, ни записываться в журнал. Поднявшись вслед за Поповым по лестнице на второй этаж, мы прошли по длинному темному коридору и оказались в небольшой комнате – на три человека, судя по кроватям.

– Проходите, пацаны! Васян, вставай, ко мне кореша с родины приехали, Москву показать просят!

Комната была пуста и отозвалась тишиной.

– Васян, они коньяк привезли! – Еще раз позвал Ленька и легонько звякнул бутылками друг о друга.

С одной из кроватей – мне сначала показалось, что она застелена – вместе с одеялом и покрывалом поднялся совершенно худой человек. Был он так же небрит, как Ленька, совершенно гол и чудовищно волосат ниже горла.

– И-е-ее, – непонятно ответил Васян. – Ай!

– Давай-ка умываться, дружище, умываться! По утрам и вечерам. А потом угостим! Проходите, камрады, проходите, – бросил он нам и подошел к столу, заваленному остатками недавнего возлияния. – Захарыч, дай-ка вон ту стопку газет! Настели-ка их перед столом вперемешку, чтобы потом свернуть можно было. Да-да, погуще стели, не стесняйся, здесь девочек нету.

Пока Захар выполнял просьбу, Ленька выудил из вороха предметов несколько стаканов, два хрустальных фужера и одну дюралевую плошку, когда-то бывшую крышкой китайского термоса. Следом за ними были изъяты из мусора несколько замызганных блюдец, остальное он сгреб рукой к краю и, когда под столом образовался ковер из газет, просто сбросил вниз. Потом отточенным движением свернул газетные листы в рулон, подоткнул края и выскочил из комнаты. Вернулся через пару минут, донельзя гордый собой.

– Вуаля! Чистота и порядок! Бонджорно, синьоры, рад приветствовать вас в моем скромном жилище. Проходите и располагайтесь! Что привело вас в нашу забытую богом обитель? Ужели случилось нечто столь важное, что родина послала своих сынов за несчастным изгоем?

Пока он это говорил, из его необъятных карманов на стол буквально выпрыгнули две банки кильки в томатном соусе, банка баклажанной икры, огрызок копченой колбасы и три пачки сигарет «Космос».

– Знал бы, что вас встречу, друзья, прихватил бы с собою авоську, влезло бы больше даров нашего сельпо, а так… не обессудьте, что унес, то унес. И тапок пал в битве за сытость желудков и радостный дух! Так что, зовет меня родина?

– Да вроде нет, – ответил Захар.

– Уф, – Ленька стер несуществующий пот со лба. – И слава богу, скажу я вам, милостивые государи! Слава богу! Очень не хочется мне снова глотать ее пыль! Но что мы стоим? Проходим, проходим за стол!

Он достал из тумбочки булку ржаного хлеба, два сморщенных лимона, нож и сделал широкий жест:

– Прошу-с, сиятельные доны!

Дверь за нашими спинами открылась, и вошел Васян, узнать которого было сложно: он стал чисто выбрит, желтоватая рубашка и костюм цвета «кофе с молоком» скрыли густую поросль на теле. Он загадочно улыбался, а его антрацитовые глаза влажно блестели.

– Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я, наконец-то ты, Васюля, Леониду угодил! – Перефразировал Чуковского Ленька и поднес своему знакомцу ту самую металлическую крышку от термоса: – Пей до дна, пей до дна, пей до дна!

Когда тощий Васян занюхал рукавом выпитый коньяк, Ленька нас представил:

– Это мои парни, Захар и Серега. Студенты-автоматчики. Ну там всякие системы управления… Технари, одним словом. А это Васян, светоч отечественной журналистики. В «Комсомолке» зарабатывает на хлеб насущный. Если б не бухал запойно, цены бы ему не было. Настоящая акула пера!

Спустя полчаса мы уже весело переговаривались с обитателями комнаты и вкусный коньяк стремительно убывал. Это заметил и захмелевший Васян:

– Леха, сгоняй-ка еще за парой пузырей? Этой оставшейся бутылки нам на пару раз всего. Захарыч, изыщешь средства на пропой благодарного студенчества и нищей четвертой власти?

Ленька, пережевывая кильку, кивнул, получил у Захара три пятерки и скрылся за скрипнувшей дверью.

– Ну как там, пацаны, на вашей родине? Голодно, поди? – Спросил Васян, возлагая руки на наши плечи.

– Ну вообще-то да. – Согласился я, поддерживая предложенную тему, ставшую уже традиционной для подобных посиделок. – В магазинах вот эта икра заморская и кетчуп болгарский из края в край. Очередь за разливной сметаной, в которую безжалостно сыплют соду – для густоты. Мослы говяжьи еще, бывает, завозят. Такое впечатление, что коров на мясокомбинатах взрывом умертвляют. А то, что остается – в магазин.

– Взрывом? – переспросил Васян. – Расточительно. Но у нас взрывчатки много, так что, может быть, и взрывом. А вообще что говорят? Я же пишущий журналист, мне все интересно! Рассказывайте!

– Да некогда нам слушать, Вась, что говорят, – ответил Захар, поймав мой взгляд. – Мы ж учимся день и ночь. Очень трудный семестр. Шарики за ролики.

– А кому сейчас легко? Жизнь вообще штука странная. Я вот здесь на такое понасмотрелся! Мы же, журналисты, самые осведомленные люди в стране, после КГБ, конечно. И скажу я вам, куда-то не туда мы премся семимильными шагами! Посмотрите, что дражайшие Константин Устинович и товарищ Кузнецов сделали со всеми андроповскими попытками заставить работать народ! Узбеков поотпускали, дела их хлопковые тормозят и сворачивают, Гальку Брежневу тоже отмазали и даже брюлики, говорят, вернули. Щелокова того и гляди оправдают. Это даже не брежневские времена, а вообще слизь какая-то. В магазинах шаром покати, зато холодильники у всех «блатных» набиты под завязку. В Москве-то еще более-менее, а в область выезжаешь – жуть. Захар, не моргай, разливай отстатки, накатим еще, пока Леха надоит в магазине благословенной влаги!