Другой барабанщик - [7]

Ну, мало того, на следующий вечер почти то же самое произошло с одним плантатором, жившим к востоку от Нью-Марселя. Он пришел в город и стал рассказывать об этом всем и каждому: «Я мирно спал, как вдруг услыхал на улице шум, как раз там, где стоят хижины моих рабов. И когда я подскочил к окну, то разрази меня гром, если я не увидел, как все мои черномазые гурьбой уходят в лес под водительством ниггера, огромного, что твоя вороная лошадь, вставшая на дыбы. И с ним был еще один, он шел в нескольких шагах позади этого великана, размахивал руками и указывал моим черномазым, куда идти и что делать!»

Дьюитт Уилсон, хотя еще не вполне оправился от усталости, приехал в город, встал перед большой толпой людей, которые шумно обсуждали случившееся, и объявил:

– Я вам клянусь, что не уйду домой до тех пор, пока не поймаю этого Африканца живым или мертвым и не увезу с собой. И пусть все знают, белые и черные – всякий, кто сообщит мне сведения, которые помогут мне изловить этого Африканца, на следующий день будет иметь в своем кармане тысячу моих долларов!

И эта новость, точно запах вареной капусты, разнеслась по городу и за его пределами, повсюду, так что спустя много лет стоило вам попасть в Теннесси и упомянуть, что вы из наших мест, кто-нибудь обязательно бы спросил: «А кто получил тысячу от Дьюитта Уилсона?»

Дьюитт Уилсон свое слово сдержал: он снова бросился искать Африканца. Он искал его еще месяц по всему штату. Иногда ему удавалось почти его догнать, но не совсем. Его с его бандой настигали, причем ее число уже сократилось до двенадцати голов, потому как кого-то убили, кого-то схватили, но стоило вступить с ними в битву, всякий раз Африканцу удавалось ускользнуть. Один раз даже показалось, что его загнали к реке и заманили в ловушку, а он просто развернулся, прыгнул в реку, поплыл под водой и был таков. Некоторым не то что вплавь такое расстояние преодолеть, даже камень бросить так далеко не под силу. И до того щуплого черномазого, что раньше за аукционистом хвостом ходил, не добрались. Он все время рядом с Африканцем вертелся да младенца держал на руках, пока Африканец отбивался от нападавших, да стрелял своими жуликоватыми глазками, которые блестели как два серебряных доллара из-под надвинутого на лоб зеленого котелка. Да, сэр, на нем был тот самый зеленый котелок, а больше ничего из прежнего платья, потому как теперь он был одет как Африканец – в длинной цветастой накидке.

А Дьюитт опять изменился, снова стал вести себя как прежде, до того как он слег, но больше ни с кем не разговаривал, даже с самим собой, а все время пребывал в задумчивости и молчании. Так и продолжалось – Африканец совершал набеги на плантации, освобождал рабов, Дьюитт Уилсон настигал его банду, забирал рабов обратно, а еще больше убивал, так что банда Африканца насчитывала всего двенадцать-тринадцать черномазых, но ни самого Африканца, ни щуплого ниггера поймать никак не удавалось.

Как-то ночью они встали на ночевку к северу от Нью-Марселя. Все спали, кроме Дьюитта, который сидел на своей лошади и глядел на костер. Он услыхал за спиной голос, и сперва ему почудилось, что это говорит призрак обезглавленного аукциониста. Но это был не призрак.

– Хочешь заполучить Африканца? Я тебя к нему проведу!

Дьюитт оглянулся и увидал щуплого негра в дикарской накидке и зеленом котелке: он пробрался в лагерь незаметно и неслышно.

– Где он? – спросил Дьюитт.

– Я тебя к нему проведу. Я подойду и дам ему пощечину, если хочешь, – сказал негр.

И Дьюитт решил ехать с ним. Потом он уверял, будто не был уверен, что поступает правильно, отправившись за тем негром, потому как тот мог завести его в засаду или ловушку. Но еще он сказал, что, по его разумению, вряд ли Африканец так бы с ним поступил. Кое-кто из бывших с ним тогда людей говорил, что он к тому моменту совсем сбрендил и был готов на все, и мог пойти куда угодно и с кем угодно, лишь бы поймать Африканца. Дьюитт поднял своих людей, и все отправились через лес за щуплым негром. Они не проехали и мили, как попали в лагерь Африканца. Костер не горел, и негры, а было их человек двенадцать, лежали на голой земле, не накрывшись, и спали. А посреди поляны, прислонившись спиной к огромному валуну, сидел сам Африканец с чернокожим младенцем на коленях. Голова его была обернута куском ткани, а перед ним высилась куча камней, обращаясь к которой он что-то бормотал.

Дьюитт Уилсон не мог взять в толк, отчего никто не предупредил Африканца и по какой причине ему удалось так легко проникнуть в его лагерь. Он нагнулся к щуплому негру и спросил:

– Почему не выставлены часовые? Он же знал, что я близко. Почему он не выставил часовых?

Негр осклабился:

– Был один часовой. Я!

– Так зачем ты так поступил? Почему ты его предал?

Негр снова осклабился:

– Я же американец, а не дикарь. И к тому же человек следует за своим кошельком, не так ли?

Дьюитт Уилсон кивнул. Кое-кто утверждал, что он едва не повернул обратно в свой лагерь, потому как не захотел вот так возвращать себе свое имущество, а решил вернуться сюда утром, когда Африканца уже след простынет, и продолжать погоню по-честному, пока он его не схватит, потому что после долгих недель поисков Африканца по лесным тропам в надежде вот-вот его настигнуть, но всякий раз обнаруживая, что поймать его удастся не скорее, чем у карлика появится шанс стать профессиональным баскетболистом; словом, после всех этих тягот, потраченных сил и пролитого пота, после многих суток, проведенных в седле, впроголодь и почти без сна, он начал испытывать уважение к этому упрямцу, и, скажу больше, он даже стал испытывать легкую печаль при мысли, что если он и вернет себе свое имущество, то лишь потому, что какой-то негодяй, которому Африканец доверял, его предал и привел белых людей к нему в лагерь. Но другие не разделяли его чувств. Им хотелось выловить Африканца любым способом, потому как он дурачил их, и они это знали и намеревались с этим покончить раз и навсегда.