Другое тело - [8]

— А что такое ты разыскал в архивах?

— То, что в прошлом были лица, занимавшиеся поисками ответа на вопрос, имеем ли и мы два тела, подобно тому как их имел Христос. В частности, прояснить это пытались одна женщина в Венеции приблизительно в тысяча семьсот семидесятом году и один монах из Сентандреи, в Венгрии, предположительно в тысяча семьсот сорок девятом году. По-видимому, можно считать, что в этих местах в то время случались и другие попытки такого рода. Например, есть свидетельства того, что в Венеции некий чембалист, который сочинял музыку для часов и шарманок, примерно тогда же, правда безуспешно, пытался ворожить этим же способом, то есть с помощью перстня, святой воды и заклинаний. Он стремился установить, есть ли у человека другое тело, или его нет. Все эти люди действовали крайне наивно, но, по-моему, их попытки заслуживают уважения хотя бы как храбрые шаги по тернистому пути.

— Ну а они смогли хоть что-нибудь установить с помощью этого колдовства?

— Перстень вел себя удивительно. У участников этих опытов складывалось впечатление, что он их обманывает.

— А он действительно обманывал?

— Я тебе расскажу, что знаю, а ты решай сама.

Вторая часть

1. Палаццо на канале Чудес

Однажды туманным майским днем 1764 года господин Захария Орфелин, сам того не подозревая, получил новое имя. Он высадился из венской коляски, обитой сукном кирпичного цвета, неподалеку от Венеции. Кучер в треуголке выгрузил его сундучок и подушку из красной кожи, набитую пухом паннонских гусынь, — дальше путешественнику предстояло добираться по воде. С того момента, как он, вступив со своим небольшим багажом на борт изъеденной червями гондолы, пустился в путь по венецианской лагуне с ее соленым туманом и невидимыми, но ощутимыми волнами, господин Орфелин стал для окружающего мира синьором Сакариасом. И никем иным. Из своего удивительного средства передвижения пассажир оторопело глазел на стоящие над водой дворцы, а местные дамы дивились смешному красавчику, обнимающему в гондоле красную подушку. Приезжий не носил парика, его темные волосы были завязаны на затылке янтарными четками и напоминали толстый конский хвост. Губы он подкрашивал помадой, что было ему весьма к лицу, курил трубку с длиннющим чубуком, которая дымила над гондолой и, словно кадило, окуривала мосты.

Гондольер, который, казалось, вел свое суденышко не по водам каналов, а по волнам времени, вдруг перешел с обычной венецианской брани на учтивый итальянский, предполагая, что так иностранцу будет легче понимать его, и сказал:

— У меня есть две драгоценные вещицы на продажу! Если синьор заинтересуется, уступлю недорого.

— Нет, я вовсе не гожусь в покупатели твоих драгоценностей, — ответил Сакариас и вытряхнул в море пепел из своей трубки.

Гондольер не услышал, а может, не захотел услышать ответа, выпустил из руки весло и, позволив гондоле свободно скользить по воде, нагнулся и вытащил из-под скамьи прекрасный глобус из кожи с позолотой.

— Да вы только гляньте! Его сделал не кто иной, как сам синьор Коронелли! И всего-то пять серебряных монет!

Пассажир молча смотрел, как солнце заходит над Рио-Сан-Джованни-Хризостомо, где грек Теодосий снял для него комнату на углу канала Чудес.

— Готов поспорить на мое весло, не догадаетесь, что еще я готов вам продать, — не отставал от него гондольер.

— Этот спор вы выиграли, я не буду и пытаться угадать.

— Но если угадаете, я отдам вам эту вещь бесплатно!

— Стеклянный сосуд, изготовленный на острове Мурано? — улыбнулся Захария, знавший, что именно здесь все предлагают приезжим.

Гондольер совершенно неожиданно потерял к разговору всякий интерес, схватился за весло и принялся напевать на каком-то непонятном языке.

— Уж не хотите ли вы продать мне вашу песню? — тут же среагировал Захария.

— Клянусь кошками святого Марка, господин почти угадал! Как вы узнали?

— Так, значит, вы отдаете мне песню бесплатно?

— Э, нет. То, что я хочу продать, не песня, все, что у меня есть, это всего лишь самая маленькая ее часть, и стоит это гораздо дороже глобуса.

С этими словами гондольер вытащил из-за занавески на кабинке гондолы соломенную шляпу, в которой Сакариас увидел стеклянный бокал.

— Все-таки бокал, значит, я угадал?

— Не угадали. Я предлагаю вам купить не бокал, а то, что в бокале.

— А что же такое может быть в бокале?

— Сами посмотрите, — ответил гондольер и протянул бокал путешественнику. — Только прошу вас, синьор, будьте осторожны, потому что то, что находится внутри, стоит дороже не только самого бокала, но и моей гондолы вместе со мной.

Удивленный Захария осмотрел бокал и убедился в том, что тот пуст, как рот перед обедом.

— Смотрите получше, — заметил гондольер, — на дне бокала есть надпись. То, что там написано, я и продаю.

— Похоже на какое-то изречение. Трудно разобрать.

— Разумеется, трудно. Потому что читать надо не так, как вы — заглянув в бокал, а по-другому, — объяснил гондольер, осторожно беря вещь из рук приезжего. — Это стих, который я продаю, но вы не угадали, синьор, потому что я вам почти все сам рассказал и вывел вас на след, как вот эту гондолу на перекресток канала Хризостомо и канала Чудес… Мы на месте. Это зеленое здание с тремя окнами, откуда доносятся звуки чембало, и есть то, которое вам нужно. Но прежде чем расплатиться за провоз, решайтесь и купите стих, потому что если вы его не купите, то потом горько раскаетесь. Вы себе даже не представляете, что можете упустить…