Другие миры - [5]

Ну, он и купился – поглядел в указанном направлении, увидал выдуманную мной вереницу лимузинов, изобразил на лице омерзение и что-то забормотал в свою рацию. С воском в ушах я не знал, что именно, но прочие копы тут же начали оттеснять толпу в боковые улицы.

К несчастью, келедона за это время успела выбраться на главную сцену. Нам до нее оставалось еще футов пятьдесят. Наша золотая дива сцапала микрофон и постучала по нему пальчиком. «БУМММ, БУМММ, БУМММ», – разнеслось по окрестным улицам.

– Гроувер, – завопил я, – уже давай начинай играть на этой чертовой лире!

Если он что и ответил, я этого уже не услышал: я стремглав мчался к сцене. Рабочие препирались с полицией, так что никто и не подумал меня останавливать. Я вскарабкался по ступенькам, вытащил из нагрудного кармана ручку и свинтил колпачок. В руке тут же возник мой меч, Волнолом, хотя я совсем не был уверен, что он как-то спасет положение. Вряд ли Аполлон сильно обрадуется, если я обезглавлю его бэк-вокалистку.

До келедоны оставалось еще футов двадцать, когда куча вещей решила произойти вся и сразу.

Во-первых, золотая певица взяла ноту, такую мощную, что она пробилась сквозь мои восковые затычки. Голос ее разбивал сердце и наполнял то, что осталось, тоской и надеждой. Даже профильтрованный через воск, он едва не швырнул меня на колени – мне отчаянно захотелось повалиться наземь и залиться слезами. Именно это и сделали несколько тысяч человек на Таймс-сквер. Машины встали как вкопанные. Полиция и туристы повисли друг у друга на шее, рыдая и обнимаясь в поисках утешения.

Тут я ощутил и другой звук – Гроувер, как сумасшедший, терзал струны лиры. Я ничего отчетливо не слышал, но почувствовал, как по воздуху кругами разошлась магия, так что даже сцена у меня под ногами содрогнулась. Спасибо нашему каналу эмпатии, я уловил отблески Гроуверовых мыслей. Он пел про стены, пытаясь создать каменный саркофаг вокруг келедоны.

Хорошая новость: это вроде как сработало. Между мной и келедоной прямо из сцены вверх выстрелила кирпичная стена; она сшибла микрофонную стойку и прервала песню. Плохая: к тому времени, как я понял, что происходит, останавливаться было уже поздно. Я со всей дури влетел в стену, известки в которой не оказалось, так что мы с кучей кирпичей в едином порыве рухнули келедоне на голову.

У меня слезы вышибло из глаз; кажется я сломал нос. Не успел я вспомнить, кто я и где нахожусь, как келедона выбралась из-под кирпичей и отшвырнула меня прочь – а затем гордо воздела руки к небесам, словно все это был поставленный сценический трюк.

– Та-дааааам! – пропела она.

Микрофон ее больше не подзвучивал, но такому голосу это и не нужно. Смертные живо прекратили рыдать и уже поднимались на ноги, аплодируя певице и подбадривая ее ликующими воплями.

– Гроувер! – проорал я, не уверенный, что он меня вообще слышит. – Быстро играй что-нибудь еще!

Я подхватил меч, кое-как встал и кинулся на золотую деву. С тем же успехом можно было кидаться на фонарный столб. Она проигнорировала меня и затянула новую песню.

Пока я боролся с ней, пытаясь хотя бы сбить с ног, температура на сцене принялась подозрительно повышаться. Пела келедона на древнегреческом, но мне хватило нескольких знакомых слов: «Аполлон», «солнце», «золотой огонь». Это было что-то вроде хвалебного гимна богу. Металлическая кожа живой статуи раскалилась. Запахло паленым, и после недолгого раздумья я понял, что это моя рубашка.

Я отпрянул назад; моя одежда вся дымилась. Воск в ушах растаял, так что я теперь мог в полной мере насладиться вокалом. По всей Таймс-сквер люди начали падать в обморок, сраженные тепловым ударом.

Неподалеку, у заграждения, Гроувер отчаянно бряцал на лире, но сосредоточиться ему никак не удавалось: с неба падали отдельные кирпичи. Одна из колонок на сцене превратилась в курицу. Прямо под ногами у келедоны возникла полная тарелка острых мексиканских блинчиков с мясом.

– Не работает! – крикнул я ему, корчась от невыносимого зноя. – Про клетки пой! Или про кляпы!

Было уже жарко, как в печке. Если келедона продолжит в том же духе, центр города испечется в момент. Значит, по-хорошему мы не понимаем. Отлично. Когда она затянула следующую строфу, я бросился на нее с мечом наперевес.

Келедона уклонилась с фантастической скоростью. Острие меча прошло в дюйме от ее золотой щеки. Впрочем, песня смолкла, и певице это совсем не понравилось. Она гневно зыркнула на меня и перевела взгляд на меч. Тут же по металлическому лицу пробежала тень страха. Большинство волшебных созданий достаточно осведомлены, чтобы уважать небесную бронзу, способную испарить их одним касанием.

– Сдавайся, и я не причиню тебе вреда, – пообещал я ей. – Мы просто доставим тебя назад, к Аполлону.

Келедона раскинула руки. Я уже испугался, что она сейчас снова заголосит, но чертова кукла вместо этого решила изменить облик. Руки обросли золотыми перьями, физиономия удлинилась и заострилась в клюв. Туловище стремительно уменьшилось, и вот я уже таращился на упитанную металлическую птицу размером самое большее с куропатку. Прежде чем я успел что-нибудь предпринять, келедона не слишком грациозно взлетела и взяла курс прямиком на крышу ближайшего небоскреба.