Другая страна - [8]

– Хотят продолжать опираться на нас, во взаимоотношениях с другими странами – должны дать нам взамен что-нибудь. У нас с этим вообще проблемы. Существует формула Вестминстерского статута 1931 г., гласящая, что "члены Содружества объединены общей верностью короне". С верностью короне у нас большие проблемы. Так что уже запустили пробный шар на тему, считать ли английского короля только "символом свободной ассоциации независимых наций – членов Содружества и в качестве такового главой Содружества", снова процитировал он.

Он затормозил на очередном перекрестке и повернул во двор. Солдат, заглянул в машину и, узнав полковника, махнул рукой товарищу – убрать шлагбаум.

– Ну, вот и штаб бригады, я на совещание. Ты – на второй этаж. Комната 213. Оформишь там все что положено. Потом тебя заберет Изя Штивельман, твой командир батальона.

* * *

Худой, с заметной лысиной, хозяин кабинета протянул мне несколько листков.

– Тебе необходимо заполнить анкету и сфотографироваться для удостоверения четыре на шесть. Фотостудия прямо через дорогу. Потом медкомиссия.

– Понял.

– И, если тебя привел полковник, не думай, что можно будет ходить в таком виде. Здесь ЦАХАЛ, а не Красная Армия.

«О Боже, – подумал я, – и здесь от этих тыловых идиотов невозможно избавиться».

– Так точно, – произнес вслух. – Как только получу форму и оружие, – и выжидательно уставился на лысину.

– Заполняй, – раздраженно сказал он, двигая по столу ко мне анкеты – и новая форма тебе не положена. Вон, на тебе имеется.

– Так это из Легиона, – удивился я.

– А в Легионе она откуда? С наших складов, ты ж не в советской гимнастерке и сапогах приехал, в израильской армии точно такая же форма. Таг поменяешь, и все.

– Что поменяю?

Он ткнул пальцем. И медленно, как слабоумному произнес:

– Эмблема, кокарда…

Я уставился на анкету. Ну, имя, фамилия – это все понятно. Достал офицерское удостоверение, благо, что оно на двух языках и начал старательно перерисовывать буквы в анкету.

Он некоторое время наблюдал за моими потугами сойти за грамотного, тяжело вздохнул, и, сказав вполголоса, что-то вроде: "Понаехали тут", отобрал у меня бумагу и быстро заполнил. Единственное, что пришлось два раза по буквам повторить название училища.

– На, – сказал, отодвигая листки. И ткнув рукой в сторону окна, повторил:

– Фотография через улицу.

– Спасибо, – сказал я на всякий случай. Кто его знает, может, придется возвращаться.

* * *

Возле шлагбаума стоял огромный рыжий мужик лет пятидесяти и явно рассказывал анекдоты солдатам. Те помирали со смеху. Вдруг он резко повернулся, и, тыча в меня пальцем, спросил:

– Вот этот что ли? Ты, Томский?

– Я.

– Я твой комбат, Йосеф Штивельман, можно просто Изя, и хочу знать, где ты шляешься?

– Фотографии делал, согласно указаниям начальства, потом буду искать медкомиссию.

– Запомни, – заорал он, махая у меня под носом кулаком размером с мою голову, – Начальство у тебя только я. Всех остальных ты будешь посылать нах. Понятно?

– Понятно.

– Запомни еще одно. Евреи – самый умный народ в мире. Поэтому они создали такую умную бюрократию, что сами ничего в свои бумагах не понимают. Все вопросы надо решать по знакомству. Или через генерала, или через прапорщика. К прапорщику на прием попасть легче. На здоровье жалуешься?

– Нет.

– В ЦАХАЛе разрешается иметь свое оружие, помимо казенного. Купленное или добытое в бою, – он снова заухмылялся, – или стыренное у врага, только надо зарегистрировать по всей форме. Есть что-нибудь?

– Есть. Немецкий вальтер.

– Давай свои фотографии и пистолет и жди меня здесь.

Через пятнадцать минут он вернулся и сунул мне удостоверение, разрешение на оружие и постановление медицинской комиссии.

– Что смотришь? Не нравится, что снова лейтенантом стал? Ну не батальон же тебе давать, с твоим знанием иврита. У нас – как в Древнем Риме. Если бы в строю кто-нибудь, вдруг заговорил по-этруски, господа римские офицеры быстро бы показали ему, где римская кузькина мать. Вне строя можешь говорить хоть на марсианском, – и он гулко заржал.

Фраза показалось мне смутно знакомой, вроде читал где-то.

– Пошли оружие получать, – приказал Изя, – потом я тебя отвезу к себе домой, переночуешь, и с утра в кибуц. Там продемонстрируешь, что ты можешь. А мы посмотрим.

* * *

Изина жена, Фаина, совсем не походила на еврейку. Мощная блондинка, с необъятными формами, больше похожая на польскую крестьянку. Сейчас, она сидела, подперев щеку рукой, и смотрела, как я ем. Изя, попав домой, сразу притих и легко было догадаться, кто тут глава семьи.

– Кушай, кушай, не стесняйся, – в очередной раз повторила она. – У нас двое сыновей в армии, в Италии, может, и их кто-то накормит. Вот картошечки возьми. Сейчас полегче стало, а раньше ее вовсе не было.

– Правильно, – сказал Изя, деловито доставая из огромного сооружения под названием буфет бутылку и рюмки, – раньше и небо было голубее и трава зеленее.

– Ты не слушай моего старого дурака, – сказала она, отмахиваясь от мужа. Раньше, действительно картошки не было. Только в войну сажать начали. Мы ж с-под Гродно, как можно без картошки? Я этих местных овощей до сих пор не понимаю. Оливками сыт не будешь. Тут все другое, даже у хлеба другой вкус. Но ничего, приспособились.