Другая сторона - [8]

Между тем моя жена чувствовала себя превосходно. Чем больше длилось путешествие, тем она становилась свежее. По ее словам, она постепенно привыкала. Мне это казалось странным. Но в то же время я испытывал чувство восхищения ею, смешанное с завистью. В Мерве мы сделали короткую остановку. На одном из боковых путей стоял товарный поезд, в котором несколько вагонов были заняты металлоломом и прочей рухлядью. «Может быть, это уже товары для Перле? — думал я, пристально всматриваясь в них. — Товары для страны грез!»

Моя жена начала беспокоиться обо мне. Ей не нравилось, что я витаю в облаках, предаваясь упоительным размышлениям о будущем.

— Ты лишаешь себя всей радости путешествия. Неужели все необычное, новое, эти экзотические наряды и тому подобное нисколько тебя не интересует? Раньше ты даже во время коротких вылазок не расставался со своей тетрадью для эскизов, а теперь почти не глядишь в окно.

Она вздохнула — и, конечно, она была права. Но я ничего не ответил. Терпеть не могу эти женские вздохи. Тогда она погладила мою руку.

— Какие бы радужные перспективы ни сулило нам будущее, нельзя же вот так полностью отрешаться от реальности.

Я подошел к окну купе. На вокзале царила пестрая суета. Представители самых разных наций — рослые грузины, греки, евреи, русские в соболях, татары, узкоглазые калмыки, даже немцы — все мелькали здесь. В глаза наблюдателю бросались тысячи интересных вещей. Тут торговались и спорили из-за пушнины, там вышагивали турки, сопровождаемые женами в чадрах, один армянин назойливо предлагал мне фрукты и впридачу совал пакет шафрана. Куда мне это все?

Суматоха усилилась. Настало время отправления. В хвосте поезда грузили массивные рулоны шелковой ткани. При подъеме каждого очередного рулона раздавалось какое-нибудь энергичное восклицание. Мне все время слышалось что-то похожее на немецкое «черт!». Красивый человек в красной черкеске — видимо, офицер, — попрощался со своими товарищами. Он поднялся в соседнее купе. Уже сгустились сумерки, и эта сцена — как и многие другие — происходила при свете трех больших вокзальных фонарей. Чрезвычайно живописная картина!

Наш поезд тронулся. Я еще сумел различить груду бочек, высившуюся в конце перрона. Я помнил их со времени отплытия из Баку — ими провоняло все судно.

— Тебе нравится, милый? — раздался голос.

— Убеждаюсь в достоверности путевых очерков, — отозвался я сухо.

2

Этой ночью я чувствовал себя отвратительно. В то время я был большим охотником до приключений. Но с условием, чтобы они были настоящими, чем-то из ряда вон выходящими, ни на что не похожими.

Почти непрерывная десятидневная езда, естественно, изрядно меня вымотала. У меня было прескверное настроение. Я ворочался в постели и брюзжал. «Царство грез — подвох, вот увидишь! — говорил я жене. — Нас завезут в какое-нибудь труднодоступное горное гнездо, где мы будем обязаны восхищаться Патерой и любым его дерьмом единственно потому, что он богат! А лично мне без разницы, богат человек или нет. Да и денежки наши разлетятся в один миг, я уже это чувствую. У них там, наверное, такие цены, что сумма, которой нас снабдили, как пришла, так и уйдет».

Я был не в духе, полон глубокой безнадежности и разочарования. Мы продвигались все дальше на Восток, а окружающий мир, несмотря на восточный колорит, выглядел точно таким, каким я мог представить себе его, не выходя из дома. «И что же ждет нас дальше? — рассуждал я. — Горстка вилл и домов, колония для иностранцев, парк. И ради этих небесных красот я должен был до полусмерти укататься по железным дорогам?!»

Жена попыталась меня утешить, как могла.

— Если нам не понравится там, мы просто вернемся домой, — заметила она. — По-моему, у нас еще не было поводов для плохого настроения.

— Агент был изрядным пройдохой; такому типу, как он, надо было сразу указать на дверь. Почему ты меня не предостерегла? — тянул я свое.

— А деньги? — смеясь, спросила она.

— Только, прошу тебя, не говори мне больше о деньгах. Когда человек богат, как Патера, он не пожалеет и миллиона, лишь бы только находиться в обществе приличных людей.

Зевнув, я повернулся к жене спиной. Женщины никогда нас не понимают. И уже сквозь сон я услышал, как моя спутница заметила: «Не слишком ли ты переоцениваешь наше общество?» Я мудро воздержался от возражений.

Звук шагов нашего соседа, выходившего из вагона, известил меня о том, что мы прибыли в Бухару. Ранний рассвет погожего дня. Из окна купе мне были видны тюрбаны и каракулевые шапки. Дальше, как мне показалось, мы двигались гораздо быстрее. То ли отцепили часть вагонов, то ли нас присоединили к новому локомотиву. Во всяком случае, уже во второй половине дня мы достигли Самарканда.

Я бодро вскочил на ноги. Снаружи открывался восхитительный вид: пустыня — которой я уже был сыт по горло — превратилась в роскошную зеленую долину. Несмотря на ноябрь, было лишь чуть прохладно. Здесь и там виднелись группы верблюдов и лошадей с их потешными голенастыми детенышами. Меня не оставляла мысль, что я нахожусь рядом с колыбелью человечества. Здесь можно было встретить представителей, наверное, пятидесяти народностей, пусть и не всегда в лице их наиболее типичных образцов. Здесь пролегали древние великие торговые пути. Уже Александр Великий… но хватит, это не путевые заметки.