Другая половина мира - [29]

Кстати, сколько же их? Облизнув губы, О’Каймор принялся считать. На корме — двадцать человек… и наверняка, десятка три на палубе… Сила! Теперь клинки и дротики трехсот кейтабцев уже не казались тидаму гарантией успеха, ибо враги были закованы в сталь и умели рубиться в сомкнутом строю. Страшный противник! Каждый из этих рослых опытных бойцов стоил по меньшей мере четырех островитян из его дружины.

Но, не разложив костра, не поджаришь мясо… А мясо тут было — сочный большой кус, иначе бы Дети Волка не стерегли его!

Снова облизнув пересохшие губы, О’Каймор обернулся и приказал:

— Торо, людей к метательным машинам левого борта! Поставь лучших — Руена и Пахо!

— Однако, мой господин… — Одноглазый помощник,следивший за раздачей хмельного и табачных листьев, почесал в затылке. — Мы же, клянусь клювом Паннар-Са, спалим всю добычу!

— Делай, что говорю, черепашье яйцо! Там, — О’Каймор вытянул руку в сторону приближавшегося судна, — полсотни тайонельских волков в железе! Хочешь, чтоб нас перебили как откормленных керравао?

Помощник разинул рот, люди вокруг него загудели. Никто, разумеется, не испугался; они поняли, что бой будет тяжким, но и добыча окажется достойной. Пожалуй, на суше немногие из них рискнули бы скрестить оружие с бойцами Тайонела, но корабельная палуба — не земля; шаткие доски привычней кейтабцам, чем лесным воинам.

Торо вышел из столбняка и принялся расставлять стрелков у катапульт. Метать горшки с огненным зельем и струи пламени умел почти каждый, но Руен и Пахо считались лучшими наводчиками. Убедившись, что они заняли положенные места, О’Каймор распорядился залить в баки жидкий огонь и пояснил:

— Сделаете по одному выстрелу. Ты, Пахо, бычий навоз, подпалишь хвосты волкам на корме, ты, Руен, ударишь по тем, что на палубе. Надо поджарить этих лесных обезьян, чтоб они не так ловко орудовали своими клинками! Но смотрите, псы, такелаж не жечь! Устроите пожар, брошу к акулам! — Тидам грозно выпятил челюсть, потом кивнул помощнику: — Выдели два десятка парней с черпаками. Если где загорится, пусть таскают воду с правого борта, заливают огонь.

Не дожидаясь, когда свистнут первые стрелы, люди из абордажной команды принялись ставить высокие, в полтора человеческих роста щиты. Когда корабли сойдутся и гребцы перебросят крючья, эти щиты лягут на вражеский борт, превратившись в помосты. По ним легче взбираться наверх — палуба купца была на четыре локтя повыше, чем у «Тофала».

О’Каймор посторонился, когда дюжие мореходы притащили мостки на нос, потом встал за спинами своих людей, уже крутивших ворота и щелкавших рычагами самострелов. Их метатели были тяжелыми, неуклюжими и не могли сравниться в скорострельности с одиссарскими арбалетами, выпускавшими стрелу за время трех вздохов. Но такие арбалеты являлись тайной Одиссара — точно так же, как состав горючей смеси, называемой молниями Паннар-Са, был секретом Морского Содружества. Свои тайные искусства были и у других Великих Очагов; так, арсоланцы считались великими строителями, умевшими размягчать камень едким растительным соком и перебрасывать мосты над пропастями; мрачные угрюмые атлийцы придумали огненный порошок; тасситы знали, как покорять огромных косматых быков, бродивших в прерии тысячными стадами; в Сеннаме владели странным оружием и непревзойденным искусством рукопашного боя, а тайонельцы лучше всех работали с твердым железом. Если бы можно было собрать все эти тайны и секреты в одну корзину! — подумал О’Каймор. Вот это был бы товар! Если б Кейтаб овладел им, то наверняка сделался бы седьмым Великим Очагом! И тогда пришлось бы включить в компанию шестерых богов древнего демона Паннар-Са, Великого Осьминога, владыку акул, морских тапиров и змеев в блестящей чешуе…

Ухмыльнувшись, тидам прикинул расстояние, отделявшее его корабль от добычи. До парусника было всего пятьдесят длин копья, но накамские мореходы не стреляли: трудно попасть в цель, когда болтаешься на мачте, словно обезьяна из ренигских джунглей. Что касается тайонельцев, то они замерли неподвижной сверкающей шеренгой, прикрываясь круглыми щитами. Борт купеческого судна был высок, и стрелки ОКаймора видели только верхний обрез блестящей железной стены да волчьи хвосты, что торчали над ней подобно пушистым кустикам.

Со стороны «Сирима» долетел протяжный вопль Ар’Чоги, и полсотни стрел пробуравили воздух. О’Каймор взмахнул своим жезлом; теперь остроклювая стая вспорхнула с борта «Тофала». На купце закричали; десяток моряков с самострелами рухнул вниз с рей, кто на палубу, кто прямо в море, где мельками серые тела акул. Прочие стрелки принялись за дело, но после первого же залпа стало ясно, что в этом искусстве мореходам из Накамы далеко до кейтабцев. Три человека на «Тофале» были ранены, один убит, но по большей части стрелы накамцев воткнулись в щиты.

Корабль приближался, и теперь О’Каймор мог легко пересчитать тайонельских воинов. Как он и предполагал, кроме двух десятков на корме, было еше человек тридцать пять на палубе; они построились шеренгами вдоль бортов, готовясь отразить атаку с обеих сторон. Похоже, стрелы не причинили им больших неприятностей — если какая и пробила стальную оковку щита, то справиться с дубовой доской под ней уже не смогла.