Другая Элис - [3]

Я засмеялась.

— Тогда мы еще не понимали, во что ввязались. Но мне очень нравились соревнования! И были они как вчера…

Наконец появился доктор Кэмпбелл. У меня тревожно забилось сердце. Он взял меня за руку.

— Как дела? — ласково поинтересовался он.

— Нормально. Нервничаю, — улыбнулась я.

— Удачи! — в один голос пожелали мне мама с папой. Папа скрестил пальцы.

Мы с доктором Кэмпбеллом прошли в конференц-зал. Я вздохнула. Возможно, теперь для меня начнется новая жизнь. Или не начнется. Но я хотела получить еще один шанс…

Два. Семя вот-вот даст росток

1985 год. Семнадцатилетний Борис Беккер выиграл Уимблдон. Мне тогда было одиннадцать.

Начались долгожданные летние каникулы, и вся наша семья была дома. Элен, старше меня на пять лет, Том, старше на четыре года, и мама с папой играли на соседском корте в парный теннис. Мы называли соседей «счастливчиками» — у них были теннисный корт и бассейн. Мой старший брат Эндрю остался дома и, дожидаясь результата выпускных экзаменов, нервничал.

Я подавала мячи, но в конце мне всегда разрешали поиграть тоже. Как это невыносимо — чего-то ждать; я в нетерпении стояла на краю корта, мне хотелось, чтобы у меня была своя ракетка, причем хорошая. Мне надоели эти деревянные «Слезенджеры» — все вокруг играли в основном ими.

Том капризничал, швырнул на землю ракетку. Мама с папой уже объяснили мне, что Том никогда не бывал на сто процентов нормальный — у него слабоумие. Он родился недоношенным и рос больным ребенком. Сначала чуть не умер, потом у него выпадали зубы, а еще с ним занимался логопед.

На Тома накатывали приступы дурного расположения духа. Я не понимала, как можно быть веселым, а через минуту злиться и плакать. Папа говорил, чтобы я держалась подальше от него и не дразнила, пока он не успокоится. Действительно, он всегда успокаивался, и жизнь продолжалась, будто ничего не случилось.

— Я не хочу играть, почему я должен играть? — кричал Том; его тщедушная фигурка металась по корту.

— Тогда я сыграю, — быстро нашлась я, устремляясь к нему.

— Нет, — зашипел он, и его голубые глаза сердито сверкнули. Я попятилась.

— Том, отдай ракетку Элис, не надо спорить, — устало попросил папа.

— Я буду играть, — заявил Том, прижимая к груди ракетку. — Я передумал.

Иногда я просто-таки ненавидела брата. Подлый он!

После тенниса мы с Элен поехали на велосипедах в город, в наше любимое кафе «Минстрелс», съели там по шоколадному пирожному и выпили лимонаду. Обратно мы возвращались по Кингсгейт-стрит, и я увидела в витрине спортивного магазина черную с золотом ракетку «Про Кеннекс». Стоила она 24 фунта. Я слезла с велосипеда, зашла в магазин и попросила седого продавца показать мне ракетку. Взяла ее, ощутила запах кожаной ручки, посмотрела на серебристые струны и золотой с черным обод и поняла: мне необходимо ее купить. Я прикинула, сколько придется копить; при моих карманных деньгах 1,5 фунта в неделю на это уйдет шестнадцать недель. Слишком долго ждать. Я должна быстро заработать деньги. Так я размышляла, держа в руках эту роскошную красавицу. Элен стало скучно, и она уехала домой без меня. А я придумала одну вещь.

У мамы был небольшой домашний бизнес — комиссионная лавка под названием «Куколкин домик», где продавались товары для детей до 12 лет. Она одевала почти всех детей Винчестера, и у нее было больше двух тысяч покупателей. Работы в лавке было всегда много: груды одежды надо было оценить, снабдить ярлыками, вывесить и зарегистрировать, указав имена владельцев. Я вернулась домой и спросила у мамы, сколько она будет мне платить в час, если я стану ей помогать. Мама удивилась моему неожиданному интересу, но сказала, что 50 пенсов.

Каждую среду и пятницу, два дня в неделю, в нашем доме кишел народ. Матери покупали ползунки и комбинезончики, дети играли в разные игрушки, а мама объясняла раздраженным посетителям, что, хотя платьице было куплено когда-то в «Хэрродсе», взять его она не может, ибо оно все в собачьей шерсти и на нем не хватает трех пуговиц. Мне нравилось чинно сидеть за столом, писать цену на ярлыках и улыбаться посетителям, складывая принесенную ими одежду в мешки. Мама говорила, что я хорошая помощница, хотя часто повторяла, чтобы я не начинала подсчитывать дневную выручку при посетителях — это нехорошо. А еще я должна была ломти хлеба, намазанные клубничным джемом, класть на тарелку, иначе всюду валялись липкие крошки. Ребекка, соседская девочка и моя лучшая подруга, тоже помогала нам и зарабатывала деньги, но она быстро уставала — я не разрешала ей даже присесть: она вешала на место одежду, которая не подошла покупателям.

Каждые выходные я проезжала на велосипеде мимо спортивного магазина и сообщала седому продавцу, который за это время стал моим большим другом, что я скоро куплю ту ракетку, и просила, чтобы она была у него в наличии. Потом ехала домой и снова писала цены на этикетках почти новых комбинезонов. Еще немного, и ракетка станет моей.

Три. Эластичная лента

Октябрь 1985 года. Эндрю учится в Суррее, в тамошнем университете, Элен вернулась в свой пансионат в Мальборо, в «продвинутый» шестой класс, Том ходит в школу для детей с пониженными способностями к обучению. Я наконец-то купила ракетку «Про Кеннекс». Теперь мне нужны были красивый чехол для нее, хорошая обувь, фляжка для воды и фирменный прикид «Элесс», как у Крис Эверт