Друг Наполеона - [9]
— Да здравствует наш принц!
Высокий оборванный детина растолкал полицейских и взобрался на фонарь.
— Вот он, здесь! — закричал человек. — В каждом дюйме принц! Кто самый красивый и обаятельный принц в мире?
И тысячи глоток ответили:
— Принц Эрнест! Принц Эрнест! Принц Эрнест!
Затем принц увидел, как манекен величественно попятился обратно.
— Да здравствует принц! — вопил человек на фонаре. — Он никогда не поворачивается спиной к своему народу!
— Да здравствует принц! — вопил человек на фонаре.
«По вполне понятной причине, — подумал принц, — иначе все увидели бы, что Дуффус тянет его за верёвочку».
И принц глубоко задумался. Голос его звучал положительно трагически, когда он сказал:
— Так вот что значит быть принцем! Любой болван может это делать…
Никогда больше не надену дурацкий мундир! Если болван может быть принцем, пусть им и остаётся!
Дверь распахнулась, и вошёл король. За ним, пыхтя, переваливался император.
— Его забонийское величество выразил желание видеть вас, принц! — сказал король. — Его величество понимает, что лишь политическая необходимость заставила нас пойти на замену вас манекеном. Не правда ли, ваше величество?
— Угу, — промычал император, — но я бы сам не догадался…
Волнение исказило прелестное лицо принца.
— Я стыжусь, что обманул свой добрый народ!
Его забонийское величество уселось в кресло и расплылось в улыбку.
— Не глупи, Эрни! — нахмурился король.
— Отец, я должен высказать всё! Я решил оставить это занятие!
— Какое занятие?
— Занятие принца! Я лежал здесь и всё видел! Что я собою представляю? Ничто! Ничто, запрятанное в мундир! Принц? Нет, кукла! Я выступаю, кланяюсь, улыбаюсь и отдаю честь. Очень я нужен народу! Он уважает мой мундир! Набейте пёстрый мундир воском или навозом — всё равно, это будет принц! Так пусть кукла займёт моё место, с меня хватит, отец! Мне очень жаль вас огорчать, но ни вы, ни его величество император, вероятно, никогда не задумывались о таких вещах. Но теперь вы видите, что принц и кукла — одно и то же!
Принц был близок к истерике. Но король дружески похлопал его по плечу и подмигнул императору:
— Ему всего двадцать три года, и естественно, что он принимает всё близко к сердцу. Я и сам когда-то собирался идти в монастырь, честное слово!
Император кивнул головой.
— Эрни, — продолжил король ласково, — ты наткнулся на вопрос, который рано или поздно приходится решать каждому монарху. Но теперь ты сможешь успешно надувать свой народ — не правда ли, ваше величество?
— Угу, — промычал император, закуривая сигару.
— Но я не хочу обманывать народ!
— Что же ты будешь делать?
— Что-нибудь честное.
Король засмеялся и опять подмигнул императору.
— Ах, юность, юность! Кстати, Эрни, сколько ты истратил за прошлый год?
— О, не помню точно… Что-нибудь между тремя-четырьмя сотнями тысяч фунтов.
— А сколько у тебя автомобилей, Эрни?
— Одиннадцать, не считая родстеров[1].
— Прекрасно, не будем считать родстеры. Ну, теперь представь себе, что ты молодой адвокат…
— Ах, я так хотел бы быть адвокатом!..
— Представь, что ты сидишь в конторе и мечтаешь, что, может быть, твои друзья нарушат законы государства и обратятся к тебе за помощью. А может быть, кто-нибудь провалится в люк канализации и поручит тебе предъявить иск к городу. Ты считал бы себя счастливцем, зарабатывая восемьсот фунтов в год… Или ты доктор и, тщетно ощупав пустые карманы, молишь судьбу о ниспослании хорошенькой эпидемии. Ты служишь в канцелярии и всё время дрожишь, чтобы тебя не спихнул с места новый протеже начальника… Ты работаешь на заводе, и если тебе не понравилась кулачная расправа мастера, то завтра ты будешь на улице. Вместо одиннадцати автомобилей, не считая родстеров, ты был бы счастлив иметь деньги на проезд в автобусе… Я снисходительный отец, Эрни, но должен сознаться, что ты совсем не гений. Но ты занимаешь место, которое даёт тебе триста-четыреста тысяч фунтов и одиннадцать машин, не считая родстеров. В самом деле, Эрни, это нелепо. Не правда ли, ваше величество?
Император кивнул и затянулся сигарой.
— Нелепо, — подтвердил он.
— У тебя тёплое местечко, сын мой, — продолжал король. — Брось свои средневековые замашки, будь современным принцем. Если народ ещё так неразвит, что позволяет тебе занимать это место, к чему внушать ему социалистические идеи? Ты рубишь сук, на котором сидишь, друг мой!
— Отец, — сказал бледный принц, — простите меня, но вы циник.
— Я этим горжусь, — добродушно ответил король. — Одно из двух: король должен быть или циником, или кое-чем похуже.
— Чем же?
— Круглым дураком, мой милый! Как может умный король уважать свой народ, когда тот дерёт глотки и из себя вон вылезает, приветствуя такого зауряднейшего типа, как ты, скажем? А ещё глупее, когда он ликует при виде твоего красного мундира, набитого воском. Король, претендующий на ум, должен быть циником и считать своих подданных дураками. Иначе может получиться обратное явление: при дураке-короле народ становится циником и обычно даёт ему по шапке.
— Я знаю, — сказал задумчиво принц. — Вы говорите это, чтобы испытать меня. Вы нарочно устроили всю эту историю с куклой. Но это неправда — всё, что вы говорите! Умоляю вас, скажите, что это не так!
