Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме - [12]

Условным сигналом были последние аккорды музыки к телефильму «Следите за этими двумя», более известного за границей как «Мастера убеждать»: звуки этой мелодии означали, что через несколько минут начнется ожидаемая с таким нетерпением спортивная программа.

С начала «90 минут» до позднего вечера, когда меня загоняли в постель, я купался в потоке сообщений, кратких описаний матчей, монтажных вставок и комментариев: будь на то моя воля, я бы слушал их бесконечно. Если моя команда «Лацио» выигрывала, то я предавался золотым снам, в противном случае отправлялся спать несколько встревоженным при мысли о том, что завтра после школы мне предстоит возобновить повседневную битву с болельщиками команды «Рома»: этот извечный конфликт между Добром и Злом.

Естественно, я олицетворял собой Добро.

5. «Secret o'life» [48]

Об этом бесполезно говорить: с самого нежного возраста, как и многие итальянские дети, я твердо решил, что стану футболистом. То, что у меня может не оказаться соответствующего таланта, являлось вопросом совершенно второстепенным. Для себя, ежедневно игравшего со своими друзьями в приходском молодежном клубе с полудня до заката, а потом продолжавшего игру в одиночку на террасе дома, я не видел иного будущего.

Когда опускалась тьма и игра на приходском поле заканчивалась, я возвращался домой и возобновлял ее на террасе, заставляя отца играть со мной, или же в одиночестве бил мячом об стену. Думаю, что для моей матери это был самый настоящий кошмар: начиная с грязи, покрывавшей меня, когда я возвращался домой, до постоянного равномерного стука мяча о наружную стенку гостиной. Ей, должно быть, пришлось тяжко. Только любовь матери помогала вынести подобную пытку. Полагаю, что, если бы сегодня в доме завелся такой проказник, я выплеснул бы ему на голову кипящую воду, только что слитую с готовых спагетти!

Благодаря ежедневным тренировкам с утра до вечера мне казалось, что я играю все лучше, и ночью под одеялом я воображал себе долгую карьеру, расцвеченную успехами. Я буду играть всегда и только за мою команду «Лацио», пока не попаду в сборную и не выиграю чемпионат мира, забив решающий гол в самом ожесточенном финале в истории футбола; и тогда мой вопль радости станет помесью выкриков Роки Бальбоа на ринге и Марко Тарделли в финальном матче 1982 года против Германии. Я подниму кубок чемпионата мира перед океаном итальянских флагов и обязательно стану легендой.

Сколько раз я погружался в эти золотые мечты… Но каждый раз примешивался кошмар, спрятанный под притягательным звучанием моей фамилии: а если вместо выигрыша в результате моего решающего гола мы проиграем чемпионат мира из-за моего удара в собственные ворота? Что напишут в «Гадзетта делло Спорт» на следующий день на первой странице аршинными буквами? Я просто уверен в этом: «Объелись Спагетти»!

Правда, я играл в нападении, то есть ближе к воротам противника, нежели к своим, отсюда больше возможностей забить гол, нежели угодить в собственные ворота, но, конечно же, всегда существовала вероятность чего-то непредусмотренного: удар в штангу, неожиданный угловой удар по мячу соперниками, никогда нельзя загадывать. Одним словом, всегда можно ожидать подвох с возможностью «объесться Спагетти». Естественно, если бы потенциальный гол в свои ворота забил какой-нибудь Карло Бьянки или Марио Росси, то это была бы совсем другая история.

Однако же ничто не мешало мне тешиться мечтами. И отчаянно болеть за команду моего сердца, «Лацио».

Я рожден с «Лацио» в душе. Или по меньшей мере так мне кажется, потому что не помню точного момента, когда я стал ее болельщиком, а отсюда и ощущение, что это было всегда. Конечно, празднование 1974 года в честь первого в истории выигрыша моей команды чемпионата Италии дало существенный толчок моей футбольной вере, но, возможно, это были какие-то подсознательные послания, исходившие от моего отца, страстного приверженца «Лацио», когда я еще пребывал в чреве моей матери, и побудившие меня стать закоренелым лациистом.

«Лацио» – первая римская команда, которая была основана в 1900 году в самом сердце Рима, на площади Свободы, с выходом на Тибр, где и сегодня болельщики ожидают полночь с 8 на 9 января, чтобы отпраздновать день рождения своей любимой команды. В честь Греции, родины Олимпийских игр, были выбраны ее цвета, белый и небесно-голубой; что же касается герба, то замысел основателей был грандиозным: орел с распростертыми крыльями, гордая птица, символ римских легионов.

Как мог ребенок остаться равнодушным к подобной истории? Она бы и осталась чрезвычайно поэтичной и сентиментальной, если бы двадцать семь лет спустя не произошло непоправимое. Четыре второстепенных команды города слились, чтобы образовать новую, которую назвали «Рома».

Ее болельщики за эти годы неуправляемо множились таким образом, что сегодня в городе соотношение между болельщиками «Ромы» и «Лацио» составляет, вероятно, семь к одному. Но это не поколебало любовь как мою, так и моих друзей-болельщиков к бело-голубым майкам: как говорится, лучше меньше, да лучше… Однако сторонники «Ромы» всегда подчеркивали свое присутствие, даже расцветкой: но как можно сравнивать элегантное сочетание белого с голубым команды «Лацио» с кричащим красно-желтым «романистов» – любой стилист высокой моды согласился бы со мной!