Друг человечества - [73]

— Вы что же — переходите к Джебузе Джонсу? — спросил Сайфер, пристально глядя на него. Все время он сидел неподвижно, как статуя, не меняя позы.

— У меня жена и дети, — взмолился управляющий. — Я не мог отказаться. Они предлагают мне быть их агентом в Лондоне. Я знаю, что это вас огорчит. Но что я могу поделать!

— Каждый за себя, а черти за отставшего. Так, значит, вы наносите мне coup de grace[18]? Собираетесь прикончить меня, когда я буду лежать при смерти. Что ж, вы свободны. Через две недели можете уходить.

Шеттлворс встал.

— Очень вам благодарен, мистер Сайфер. Вы всегда со мной благородно поступали, и мне более чем грустно вас покидать. Вы на меня не сердитесь?

— За то, что вы переходите от одного шарлатанского средства к другому? — Конечно, нет.

Только когда дверь за управляющим захлопнулась, Сайфер закрыл лицо руками и уронил голову на стол.

Это был конец. Остатки веры, которая еще теплилась в его душе, несмотря на муки сомнений, Шеттлворс уничтожил своим coup de grace. То, что он перешел к главному врагу и конкуренту Сайфера, который скоро добьет его и материально, — это было неважно. Когда гибнет дух, тело слабо сопротивляется. Если бы месяц назад Шеттлворс осмелился в этих стенах произнести такие святотатственные речи, Клем Сайфер восстал бы во гневе своем, как некий полоумный крестоносец, и рассек бы богохульника пополам своим мечом.

Сегодня он выслушал его молча, словно окаменев на месте, почти не чувствуя обиды. Он знал, что этот человек прав. Любая смесь в виде пилюль или микстуры, выпущенная на рынок под названием средства от ожирения, глухоты или каменной болезни, пойдет в ход, если ее умело разрекламировать, не хуже, чем крем Сайфера. Между божественной панацеей любых кожных болезней, за которую по всей земле и во все века люди должны были благодарить и прославлять Друга человечества, и вульгарной мазью Джебузы Джонса нет существенной разницы. Одно средство столь же полезно или бесполезно, как и другое, но крем продается в бледно-зеленой упаковке, а мазь от порезов — в бледно-розовой. И женщинам больше нравится мазь, потому что они любят розовое. То и другое — шарлатанские средства.

Сайфер поднял исхудалое, измученное лицо и обвел взглядом знакомый кабинет, где родилось столько грандиозных замыслов, где ему улыбалось столько надежд и впервые заметил, как много в его убранстве было жалкого самомнения и бьющей в глаза вульгарности. Он посмотрел на огромный плакат работы знаменитого художника, некогда известного во всех странах, а теперь по причине разорения совершенно опустившегося. На плакате Друг человечества был похож на пророка, раздающего крем Золотушному человечеству. Тогда, в зените своей славы, он предпочел бы, чтобы его нарисовали каким он был, но художник нашел, что фигура Сайфера недостаточно живописна, и представил Клема в виде величественного старца с белой бородой, у ног которого сгрудилась пестрая толпа: красивая дама в вечернем платье, чистильщик сапог, король в короне, краснокожий индеец в уборе из перьев, как у Фенимора Купера, полуобнаженный негр, худая женщина в лохмотьях с младенцем на руках, жокей, сирийский прокаженный и еще дюжина других представителей страждущего человечества.

Группа была хорошо скомпонованная, эффектная — как раз во вкусе английского простонародья, которое и искусство любит крепкое, как его чай, в котором так много таннина. Оно толпами останавливалось перед этим плакатом, выискивая хорошо знакомые типы и препираясь (как и предвидел Сайфер, с необыкновенной прозорливостью посоветовавший художнику включить в группу волосатого урода) по поводу того, что может изображать собой этот лохмач; и в то время как все эти люди стояли, смотрели и строили догадки, в их души незаметно вселялась уверенность в превосходстве крема Сайфера над всеми другими кремами. Сайфер вспомнил, как он гордился этим плакатом и с каким торжеством разъезжал по Лондону в автомобиле, любуясь его копиями, расклеенными на стенах. А теперь он знал, что и это было не чем иным, как самой обычной коммерческой рекламой.

В дубовых рамках на стенах висели лестные отзывы о креме важных особ или их секретарей. Под одним из них красовалась размашистая подпись русского великого князя, который приветствовал Сайфера на Лионском вокзале в тот момент, когда тот, прихрамывая, шел к вагону. В шкафу хранились аккуратно сложенные корректурные оттиски всех рекламных объявлений, когда-либо им выпущенных.

На столе перед ним лежал в роскошном сафьяновом переплете экземпляр рекламного проспекта, отпечатанного на сорока страницах тончайшей папиросной бумаги и присоединяемого — чудо брошюровки! — к каждой упаковке крема. Проспект содержал инструкцию по применению крема на сорока различных языках, в том числе на фиджийском, баскском и сирийском — с тем, чтобы все сыны человеческие могли читать благую весть и в то же время развлекаться, пытаясь разобрать ее и на неизвестных им языках.

Куда бы он ни повернулся, всюду его взор встречал что-нибудь такое, что казалось сейчас издевательством над его прежними триумфами: увеличенный снимок первого транспорта с кремом, прибывшего на берега озера Чад; фотографии фабрики, ныне обслуживаемой всего каким-нибудь десятком человек, в самом разгаре его кипучей деятельности; оттиски больших объявлений, на которых сразу бросались в глаза напечатанные жирным шрифтом и огромными буквами слова: «Крем Сайфера» и «Друг человечества»; модель Эдинбургского дворца, сделанная одним благодарным обитателем лечебницы для умалишенных из красных целлулоидных коробочек из-под крема.