Друг человечества - [7]

— Хотите?

— Прокатиться?

— Да. Если только вы не предпочитаете вернуться к своим друзьям.

— Господи Боже! — ужаснулся он, словно его обвинили в принадлежности к какому-то преступному сообществу. — Какие друзья? У меня нет друзей.

— Тогда поедемте.

Зора первая села в экипаж. Он послушно уселся рядом. Куда же ехать? Кучер предложил двинуться вдоль берега, по дороге в Ментону. Зора согласилась. Лошади уже готовы были тронуться в путь, когда она заметила, что ее спутник без шляпы.

— Вы забыли взять шляпу.

Зора говорила с ним, как с ребенком.

— Не все ли равно? На что она?

— Вы простудитесь и умрете. Сейчас же идите и принесите свою шляпу.

Он повиновался с покорностью, восхитившей миссис Миддлмист. Женщина может питать глубокую антипатию к мужчинам, но ей все же приятно, когда они ее слушаются. Зора была женщиной, к тому же молодой. Когда ее спутник вернулся, кучер хлестнул лошадей, и они помчались в сторону Ментоны.

Полулежа на подушках, Зора жадно впивала чувственную прелесть ночи. Теплый душистый воздух, бархатное небо в алмазах, благоухание апельсиновой рощи, таинственный шелест листьев олив, смутно маячившие вдали холмы, шелковое, винного цвета море с кружевной оторочкой пены вдоль темной дуги залива. Юг простер над ней крылья, любовно убаюкивая ее в своих объятиях.

После долгого молчания она вздохнула, вспомнив о своем спутнике, и благодарно сказала:

— Спасибо за то, что вы молчали.

— Не за что, — ответил он. — Мне нечего было сказать. Я вообще не разговариваю. Я, кажется, год уже как ни с кем не говорил.

Она беспечно рассмеялась.

— Почему?

— Не с кем было. Кроме моего слуги, — добросовестно поправился он. — Его зовут Вигглсвик.

— Надеюсь, он хорошо смотрит за вами, — сказала Зора с материнской заботливостью.

— Его следовало бы подучить. Он плохо вышколен. Я всегда ему это говорю, но он не слышит. Ему уже за семьдесят, и он глух как пень. Рассказывает мне о тюрьмах и обо всем таком.

— О тюрьмах?

— Да. Большую часть жизни Вигглсвик провел в тюрьме. Он, знаете ли, был профессиональным вором, но потом состарился и бросил свое ремесло. К тому же в двери уже стучалось молодое поколение.

— Не думала, что воры этим занимаются, — пошутила Зора.

— Обычно они прибегают к отмычкам, — совершенно серьезно согласился он. — Вигглсвик подарил мне свою коллекцию. Очень полезная вещь.

— Для чего?

— Чтобы убивать моль и тараканов.

— Но зачем же было брать в лакеи состарившегося вора?

— Не знаю. Должно быть, он сам это устроил. Подошел ко мне однажды, когда я сидел в Кенсингтонском саду, и с тех пор не отставал от меня.

— Господи, помилуй! — вскричала Зора, на минуту забыв даже о звездах и море. — Разве вы не боитесь, что он вас ограбит?

— Нет. Я спрашивал его, и он мне все объяснил. Видите ли, это было бы не по его части. Фальшивомонетчик занимается только изготовлением фальшивых денег, карманщик норовит стянуть цепочку или кошелек, а взломщик совершает одни кражи со взломом. Но ведь не может же он учинить взлом в том месте, где сам живет, так что я в безопасности.

Зора дала ему благоразумный совет:

— А знаете, я бы на вашем месте все-таки постаралась от него избавиться.

— Будь я вами, — сделал бы то же, но я так поступить не могу. Если сказать ему, чтобы уходил, он все равно не уйдет. Вместо этого я сам иногда ухожу. Вот почему я здесь.

— Послушайте, что вы такое говорите! У меня голова идет кругом, — смеялась Зора. — Расскажите мне что-нибудь о себе. Как вас зовут?

— Септимус Дикс. У меня есть еще одно имя — Аякс. Септимус Аякс Дикс, но я никогда его не употребляю.

— Жаль. Аякс — красивое имя.

— Глупое. При слове Аякс представляется дюжий парень, который вызывает на бой и громы небесные, и глупцов с копьем в руках. Это тетушка, старая дева, убедила мою мать дать мне такое имя. Я думаю, она спутала Аякса с Ахиллом[1], статуей которого восхищалась в Гайд-парке. На нее потом наехала телега молочника и задавила ее.

— Когда это было? — спросила Зора, больше из вежливости, чем из участия к судьбе девственной тетушки мистера Дикса.

— За минуту до ее смерти.

— О! — удивилась Зора его равнодушию к семейной трагедии. Потом, чтобы поддержать разговор, спросила: — А почему вас зовут Септимус?

— Я седьмой сын. Все остальные умерли в детстве. До сих пор не понимаю, почему я не умер.

— Может быть, потому, — засмеялась Зора, — что вы в это время думали о чем-то другом и пропустили удобный случай.

— Должно быть, это так. Я всегда упускаю случай, точно так же, как поезда.

— Как же вы ухитряетесь все-таки попадать, куда вам нужно?

— Жду следующего поезда и еду. Это нетрудно. А вот упущенный случай не вернешь.

Он вынул из портсигара папиросу, сунул ее в рот и принялся шарить по карманам, отыскивая спички. И, не найдя их, бросил папиросу на дорогу.

— Как это похоже на вас! — воскликнула Зора. — Почему вы не попросили огня у кучера?

Она непринужденно смеялась, словно они были сто лет знакомы, хотя на самом деле встретились всего час назад. Септимус больше походил на заблудившегося мальчика, чем на мужчину. Ей хотелось подружиться с ним, приласкать его, по-матерински о нем позаботиться, но она не знала, как это сделать. Ее приключение утратило всякий оттенок авантюры, всякую пряность риска. Она знала, что рядом с этим беспомощным существом может сидеть хоть до скончания века, не рискуя быть обиженной ни словом, ни делом.