Дриада для повелителя стихий - [5]

Сиваш, хоть и был изрядно пьян, но внимательно следил за тем, чтобы его воины ни в коем разе не тронули невинных рабынь. Это стало понятно потому, как один из охранников подошел к совсем еще молоденькой девчонке и, схватив за волосы, поднял на ноги, вызвав у нее визг ужаса, но был остановлен зычным голосом.

– Эту не тронь. Ценный товар!

– Сиваш ты чего? – Пьяно пробормотал мужчина и, прижав брыкающуюся девчонку одной рукой, второй пробежался ей по бедрам, нагло задирая наполовину оборванную юбку. Глава каравана ничего не сказал, только зло сузил глаза и, встав, направился к посмевшему перечить охраннику.

– Я не ясно выразился, Матис?

– Дык, – икнул воин, даже не думая прекращать свои действия, – а чего, от нее убудет что ли?

Девчонка, уже не вырывалась, замерла на месте, как испуганная лань, явно приготовившись к самому худшему, а мужчина проскользнул рукой под подол, хозяйничая по голому телу руками.

Сиваш, видя все это, больше не проронил ни слова, лишь молниеносным движением выхватил из-за пояса меч и точным движением, распорол ткань, при этом точно попадая по кисти, ослушавшегося его подчиненного.

Мужик взвыл, тут же оттолкнув от себя несчастную девушку, которая плача беззвучными слезами, упала на землю, смотря на разворачивающуюся перед ней картину.

– У-у-у! – Застонал воин, баюкая покалеченную руку, на которую пришелся, удал меча.

– Скажи спасибо, что не отрубил полностью. Лекис, Вирмс, – окликнул он двоих мужчин, находящихся ближе всех к нему. – Берите тех, на кого я укажу, и тащите в сторону.

Воины кивнули.

Сиваш быстро пробежался мимо рабынь, тыкая пальцем в сторону нескольких женщин, в том числе и меня.

Нас с пинками и руганью, вытолкали на самую окраину лагеря.

– Этих не трогать! – оглянулся он на своих людей, а затем перевел взгляд на нас. – Чтобы сидели здесь и не рыпались, иначе пожалеете.

Мы все дружно закивали головами, даже я. Ни у кого не было желания находиться в поле зрения пьяных и похотливых мужчин.

В тот момент я отчетливо поняла, что начальник отряда очень расчетливый, продуманный и опасный человек, ибо за столь короткое время он прекрасно изучил каждого из нас, наши повадки и поведение, узнал всех рабов в лицо или, во всяком случае, наиболее ценных и терять выгоду из-за желаний и потребностей пьяных воинов был не намерен. Такого человека стоило опасаться.

Когда воины повернулись и направились обратно, я огляделась и поняла, что тех, кто оказался рядом со мной очень мало: восемь девушек на вид от четырнадцати до восемнадцати лет. Совсем соплюшки по моему мнению. Интересно, а сколько лет моему телу? Судя по ощущениям, не намного больше чем им.

Я старалась не смотреть и не слушать то, что происходило в лагере. Хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, но почему-то не получалось. Отчаянные крики женщин, гогот мужчин, звуки ударов и блики от костра, освещающие равнину, навсегда останутся в моей памяти, как самый худший кошмар. Мне, выросшей в цивилизованном мире двадцать первого века, все это казалось диким ужасом, кошмаром. Кошмаром, который происходил на яву. Девчонки, сидевшие рядом, тихонько поскуливали, обхватив себя руками и опустив головы. Многих трясло, как и меня. Я честно пыталась взять себя в руки, понимая, что намного старше, жавшихся друг к другу невольниц, но понимала, что просто не могу. Слезы сами собой градом текли по лицу, размывая видимость ужасных картин, встававших перед глазами.

Хотелось кинуться вперед и заорать:

– Что же вы делаете, сволочи! – но я прекрасно осознавала, что поступи я так и моя невинность меня не спасет, а быть изнасилованной толпой пьяных средневековых воинов мне определенно не хотелось.

Поэтому, я сидела на месте с остальными «счастливицами» и издалека вглядывалась в противные рожи тюремщиков, чтобы в будущем, если подвернется такая возможность отомстить им за всех покалеченных сегодня женщин. Где-то в глубине сознания билась мысль, что здесь, в чуждом и незнакомом мне мире – это норма, так устроена жизнь и чтобы ее поменять, нужны столетия, но сердце не хотело с этим мириться.

Я никогда не была верующим человеком, но сейчас почему-то молилась, молча, давясь всхлипами и пытаясь усмирить, начавшую подниматься жгучую ненависть.

Постепенно пыл охранников начал угасать, а женские крики становиться все тише.

Сиваш, хоть и сам участвовал и «развлечениях», но при этом не забывал, что завтра предстоит двинуться в путь, поэтому не давал своим людям очень уж сильно калечить невольниц, прекрасно понимая, что если это произойдет, то караван не сдвинется с места еще несколько дней.

Избитые и истерзанные женщины, под шлепки и издевки, буквально доползали до своих импровизированных лежанок и со стоном опускались на землю.

Когда удовлетворенные и еле державшиеся на ногах от алкоголя воины разбрелись по своим палаткам, оставив в карауле пятерых человек поддерживать костер и следить за «товаром», нам указали возвращаться на свои места. Добравшись до груды тряпья, которые были моим спальным местом, я хотела только одного, заснуть и никогда больше не просыпаться, но видимо не судьба. Сбоку послышался сдавленный стон и я, повернув голову, увидела лежащую на боку Лелею. Женщина схватилась за грудь, и расширенными глазами смотрела в одну точку, словно ничего не видя перед собой. На меня будто обрушился водопад, а потом, я словно вынырнула на поверхность. В голове что-то щелкнуло и прояснилось.