– Сколько угодно!
– Тогда будем считать, что мы прибыли… Так, старшина, отправляйтесь–ка прямо сейчас наверх и доложите, какая там погода.
Я не стал дожидаться сообщения о погоде. Конечно, она меня интересовала, но гораздо больше я заботился о том, чтобы Хансен не заглянул в каюту как раз тогда, когда я прячу под меховую одежду «манлихер–шенауэр».
Правда, на этот раз я положил оружие не в специальную кобуру, а в наружный карман брюк из оленьего меха. Лучше, чтобы оно всегда было под рукой.
Ровно в полдень я перешагнул через край мостика и, держась за спущенный вниз трос, скатился с огромной, косо вздыбленной льдины, доходящей почти до верхушки «паруса». На избыток света жаловаться не приходилось: у нас в Англии так обычно бывает зимой, поздними вечерами, когда небо покрыто тяжелыми серыми тучами. Воздух все так же обжигал щеки, но погода заметно улучшилась. Ветер почти стих, повернул на юго–восток и только достиг скорости двадцать миль в час, поднимая ледяную пыль не выше чем на два–три фута над поверхностью льда. Хоть дорогу можно было различить – и на том спасибо.
Всего нас набралось одиннадцать человек: сам капитан, доктор Бенсон, восемь матросов и я. Четверо моряков прихватили носилки.
Даже семьсот фунтов высокосортной взрывчатки не сумели заметно разрушить ледовое поле. Взрыв раздробил лед примерно на площади в семьдесят квадратных ярдов, но огромные куски самой разнообразной формы снова легли на место так, что в трещину между ними не пролезла бы даже рука, и тут же начали снова смерзаться. Словом, урон от торпедной боеголовки оказался не слишком впечатляющим. Впрочем, не стоит забывать, что большая часть её ударной мощи ушла вниз, и все же она сумела вздыбить и расколоть массив льда не меньше 5000 тонн весом. В общем, не так–то и плохо она сработала. Может, даже нам ещё повезло, что хоть этого удалось добиться.
Мы направились к восточному краю ледяной равнины, вскарабкались на подходящий торос и огляделись, чтобы, ориентируясь по лучу прожектора, который, как белый палец, неподвижно упирался прямо в небосвод, определить, куда нам двигаться дальше. Заблудиться сейчас было бы трудновато. Когда ветер не гонит ледяную пыль, здесь легко разглядеть свет в окне на расстоянии в десять миль.
Нам даже не пришлось ничего искать. Стоило отойти на несколько шагов от ледяной равнины – и мы сразу же увидели её. Дрейфующую станцию «Зебра». Три домика, один из которых сильно обгорел, и пять почерневших остовов там, где когда–то стояли другие домики. И ни души.
– Значит, вот она какая, – прямо в ухо мне проговорил Свенсон. Вернее, то, что от неё осталось. «Я прошел долгий путь, чтобы увидеть все это…» – Процитировал он с пафосом какого–то классика.
– Да уж, ещё немного – и мы бы с вами обозревали совсем другие пейзажи, а этого никогда бы не увидели, – заметил я. – Если бы ушли на дно этого проклятого океана… Неплохо, да?
Свенсон медленно покачал головой и двинулся дальше. До станции было рукой подать, каких–то сто ярдов. Я подвел его к ближайшему уцелевшему домику, отворил дверь и зашел внутрь.
В помещении было градусов на тридцать теплее, чем раньше, но все равно чертовски холодно. Не слали только Забринский и Ролингс. В нос шибало гарью, лекарствами и специфическим ароматом булькающего в котелке противного на вид месива, которое Ролингс старательно продолжал размешивать.
– Ага, вот и вы. – охотно вступил в разговор Ролингс, словно увидел не человека, недавно ушедшего отсюда – почти на верную смерть, а соседа по улице, который пять минут назад звонил и просил одолжить газонокосилку. – Вы как раз вовремя, капитан: пора трубить к обеду. Небось, предвкушаете мерилендских цыплят?
– Да нет, чуть попозже, спасибо, – вежливо ответил Свенсон. Очень жаль, что вам не повезло с ногой, Забринский. Как она?
– Отлично, капитан, все отлично. В гипсовой повязке. – Он вытянул вперед негнущуюся ногу. – Здешний лекарь, доктор Джолли, сделал мне все чин–чином… А вам здорово досталось вчера вечером? – обратился он ко мне. – Доктору Карпентеру вчера вечером досталось очень здорово, сказал Свенсон. – А потом и нам всем тоже… Давайте сюда носилки. Вы первый, Забринский. А вы, Ролингс, не прикидывайтесь слабаком. До «Дельфина» всего–то пара сотен ярдов. Через полчаса мы вас всех заберем на борт.
Я услышал позади какую–то возню. Доктор Джолли уже встал на ноги и помогал подняться капитану Фолсому. Фолсом выглядел даже хуже, чем вчера, хотя лицо у него было почти все забинтовано.
– Капитан Фолсом, – представил я полярников. – Доктор Джолли. А это коммандер Свенсон, капитан «Дельфина». Доктор Бенсон.
– Доктор Бенсон? Вы сказали «доктор», старина? – Джолли поднял брови, – Похоже, конкуренция в сфере раздачи таблеток обостряется. И коммандер… Ей–богу, ребята, мы рады видеть вас здесь.
Сочетание ирландского акцента с английским жаргоном двадцатых годов как–то особенно резануло ухо. Джолли напомнил мне одного интеллигентного сингалезца, с которым когда–то свела меня судьба: тот примерно так же безалаберно смешивал чистый, правильный, даже дистиллированный язык Южной Англии с уличными словечками сорокалетней давности: «Железно, старина! Клево базаришь…»
