– Триста футов, громко читал офицер по погружению. Триста пятьдесят… Падение замедляется! Замедляется!..
«Дельфин» ещё раз, неторопливо минуя четырехсотфутовую отметку, когда в центральном посту появился Ролингс. В одной руке он держал инструментальную сумку, в другой – мешочек с различными лампочками.
– Все это против природы, – заявил он, обращаясь, кажется, к перегоревшей лампочке на табло, которую он тут же принялся заменять. – Я всегда доказывал, что мы встаем поперек законов природы. За каким дьяволом людям надо соваться в глубь океана? Помяните мое слово, все эти новомодные штучки до добра не доведут…
– Вас точно не доведут, если вы не умолкнете, – язвительно бросил ему Свенсон. Но в его голосе не было упрека; как и все мы, он по достоинству оценил целительное воздействие глотка свежего воздуха, внесенного Ролингсом в насыщенную тревогой атмосферу центрального поста.
– Держимся? – обратился капитан к офицеру по погружению.
Тот поднял кверху палец и улыбнулся. Свенсон кивнул и взял переносной микрофон.
– Говорит капитан, – спокойно произнес он. – Прошу прощения за встряску. Немедленно доложить о повреждениях.
На пульте перед ним загорелась зеленая лампочка Свенсон нажал на тумблер, и на потолке заговорил громкоговоритель.
– Докладывает отсек управления… – Этот отсек находился на корме, как раз над машинным отделением. – Удар был прямо над нами. Пришлось зажечь свечки, кое–какие приборы вышли из строя. Но крыша над головой ещё цела.
– Спасибо, лейтенант. Справитесь?
– Конечно!
Свенсон включил другой тумблер.
– Кормовой отсек?
– А мы разве не оторвались от корабля? – осторожно осведомился чей–то голос.
– Пока ещё нет, – заверил Свенсон. – Что можете доложить?
– Только то, что нам придется тащить обратно в Шотландию целую кучу грязного белья. Стиральную машину, кажется, хватила кондрашка.
Свенсон улыбнулся и отключился. Лицо у него оставалось безмятежным, а под рубашкой, наверно, работал какой–то потоуловитель, потому что лично мне не помешало бы и банное полотенце. Капитан обратился к Хансену:
– Нам просто не повезло. Вот такое совпадение: подводное течение, где его не должно быть, температурный перепад, где никто не мог его ожидать, и ледяной нарост, который тоже подвернулся не вовремя. Да ещё и тьма такая хоть глаз выколи. Но потребуется нам совсем немного: чуточку покрутимся вокруг, чтобы освоить эту полынью, как свои пять пальцев, прикинем скорость дрейфа льдов, ну и дадим побольше света, когда подойдем к девяностофутовой отметке.
– Так точно, сэр. Это все, что нам потребуется. Вопрос в другом: что мы все–таки собираемся делать?
– Именно это и собираемся. Немного поплаваем и попытаемся ещё раз. Не люблю ронять свое достоинство, поэтому удержался и не вытер пот со лба.
Значит, поплаваем и попытаемся ещё раз. Минут пятнадцать на глубине двести футов Свенсон манипулировал винтами и рулями, пока наконец не изучил очертания полыньи и не нанес их на табло со всей возможной точностью. Потом он придвинул «Дельфин» к одной из границ и приказал начать медленный подъем.
– Сто двадцать футов, – начал счет офицер по погружению. Сто десять…
– Толстый лед, – завел свою песню Сандерс. – Толстый лед…
«Дельфин» продолжал потихоньку всплывать. Я окончательно решил, что в следующий раз, когда направлюсь в центральный пост, прихвачу с собой махровое полотенце. – Если мы переоценили скорость дрейфа, – заметил Свенсон, – боюсь, мы треснемся ещё разок… – Он обернулся к Ролингсу, который все ещё возился с лампочками. – На вашем месте, я бы повременил с этим делом. Вдруг снова придется все менять – а ведь наши запасы не бесконечны.
– Сто футов, – доложил офицер по погружению. Его ровный голос абсолютно не соответствовал мрачному выражению лица.
– Видимость улучшается, – внезапно произнес Хансен. – Смотрите… Видимость действительно улучшалась, хотя и не слишком заметно.
На экране ТВ отчетливо обрисовался верхний уголок «паруса». А потом, совершенно неожиданно, мы увидели кое–что еще: громадную бесформенную ледяную скалу всего в дюжине футов над «парусом».
В балластные цистерны хлынула вода. Офицеру по погружению не требовалось никаких приказаний. Если бы мы продолжали, как в первый раз, всплывать со скоростью курьерского лифта, мы бы опять подпрыгнули вверх, между тем и одного такого удара с лихвой хватило бы для любой субмарины.
– Девяносто футов, доложил офицер по погружению. – Продолжаем подниматься… – шум воды, заполняющей цистерны, постепенно затих. Останавливаемся… Все ещё девяносто футов. – Держитесь этой глубины, – Свенсон бросил взгляд на экран. Мы заметно дрейфуем в сторону полыньи… Надеюсь…
– Я тоже, – отозвался Хансен. – Между топом «паруса» и этой проклятой штуковиной зазор не больше двух футов. – Маловато, – согласился Свенсон. – Сандерс?
– Минутку, сэр. Что–то тут непонятное на графике… Нет, все ясно, – в его голосе наконец–то прорвалось волнение. – Тонкий лед!
Я посмотрел на ТВ–экран. Он был прав. Наискось через весь экран медленно плыла вертикальная стена льда, ограничивающая чистую воду.
– Теперь потихоньку, потихоньку, – сказал Свенсон. – Держите камеру на этой ледяной стене, потом разворот вверх и по сторонам.
