Древняя музыка в соснах - [73]

А что насчет Бога? Если вы используете слово быть, тогда что с Богом? Может ли Бог оказаться в ситуации, когда его нет? Ведь там, где есть «есть», там есть также и «нет». Нет, о Боге нельзя сказать, что он есть. Но можно ли сказать обратное, что «Бога нет»? Это тоже невозможно, потому что, если его нет, какой смысл говорить: «Бога нет»? Что вы отрицаете и зачем? Если его нет, то его нет. В чем смысл отрицания? Но люди с такой страстью отрицают его, что в этой их страсти слышится утверждение: «Он должен быть, Бог должен быть».

Посмотрите на атеистов, которые утверждают, что «Бога не существует». Они готовы сражаться. Но кто сражается за то, чего нет? О чем тогда волноваться? Я знаю атеистов, которые всю жизнь думали о том, как доказать, что Бога не существует. Зачем тратить свою жизнь на то, чего не существует? Люди веками писали книги, и спорили, и доказывали, что Бога нет. Но зачем тогда думать об этом? Похоже, вам кажется, что Бог все-таки есть, и вы не можете расслабиться, пока не докажете, что его нет. Иначе Бог будет тревожить вас, преследовать вас, взывать к вам. Поэтому, чтобы хоть как-то успокоиться, вам приходится разрабатывать философию, утверждающую, что его нет. Это логическое обоснование.

Бог необъятен. Можете называть его истиной, как предпочел бы Бодхидхарма. Буддисты не любят слово Бог, и они в некотором смысле правы, потому что это слово очень сильно искажено, столько людей использовало его в неверном значении, что оно стало почти ругательством. Истина должна быть и тем, и другим, потому что в истине встречаются бытие и небытие. Бытие не может существовать в одиночку, оно нуждается в небытии. Как день нуждается в ночи, как жизни нужна смерть, так бытию необходимо небытие. Предельное заключает в себе противоположности — вот что сказал Дофуку. Но это все еще философия. Направление верно, но пока что философично — это периферия.

Бодхидхарма сказал: «У тебя моя кожа».

Это случилось во времена Наполеона. Пьер Лаплас, математик и астроном, написал увесистый пятитомный труд по небесной механике. Используя открытый Ньютоном закон гравитации, он скрупулезно рассчитал движение солнечной системы в мельчайших деталях.

Наполеон, мнивший себя — без особых на то причин — интеллектуалом, пролистал пару первых томов и сказал Лапласу: «Я не нашел ни одного упоминания о Боге в твоем объяснении движения планет».

«Мне не нужны подобные гипотезы, мой генерал», — вежливо ответил Лаплас.

Говорят, что Лагранж, еще один астроном, слышавший эту ремарку, сказал: «Но это, тем не менее, прекрасная гипотеза. С ее помощью можно многое объяснить».

Для философского ума Бог остается, в лучшем случае, прекрасной гипотезой; не истиной, но полезной гипотезой, с помощью которой можно многое объяснить; в конце концов, можно использовать ее при объяснении в качестве теоретического материала, не экзистенциального. Когда философ говорит о Боге, его Бог холоден, ему не хватает тепла. Вы не можете любить такого Бога, не можете поклоняться ему, не можете молиться, не можете вручить себя такому Богу — он просто гипотеза. Как вы можете сдаться H₂O или теории относительности? Как можно сдаться теории относительности или возвести в ее честь храм? Какой бы прекрасной гипотеза ни была, ее нельзя почитать, ей нельзя поклоняться, ей нельзя молиться. Она остается всего лишь гипотезой, инструментом в ваших руках, необходимым для объяснения некоторых вещей, которые никак иначе объяснить нельзя. От гипотезы можно в любой момент отказаться. Как только вы найдете лучшую гипотезу, от старой можете отказаться. Но истина не гипотеза, это пережитый опыт.

Поэтому Бодхидхарма сказал: «У тебя только моя кожа». Кожа имеет свойство меняться. Каждые семь лет ваша кожа полностью обновляется, не остается ни одной клетки старой кожи. Если вы проживете семьдесят лет, ваша кожа изменится десять раз. Кожа — ваша самая удаленная часть, ее легко заменить; она заменяется каждое мгновение. Это всего лишь мешок, внутри которого находитесь вы. Она не так уж существенна. Кожа не ваше существо, она всего лишь внешние стены вашего жилища.

Монахиня Соджи сказала: «На мой взгляд, она подобна озарению Ананды, в котором ему открылось царство Будды — раз и навсегда».

Бодхидхарма сказал: «У тебя моя плоть».

Немного лучше, чем первый вариант, плоть глубже, чем кожа. Немного лучше — это уже не философская позиция, поскольку она приблизилась непосредственно к опыту. Но это заимствованный опыт. Она говорит:

«На мой взгляд, она подобна озарению Ананды...»

Ананда был главным учеником Будды. Он прожил с великим мистиком сорок лет, следуя за ним, как тень. Монахиня сказала, что истина подобна озарению Ананды, в котором ему открылось царство Будды — райская земля, обитель света. Увидев ее однажды, он запомнил ее навсегда. Это невозможно забыть, это точка невозвращения. Однажды познав, вы познали навсегда, вы не сможете отступиться.

Но этот опыт не принадлежит ей, это озарение принадлежит Ананде. Она все еще сравнивает. Это теологический ответ, уже не философский — теологический. Он подобен тому, что говорят христианские теологи об опыте Христа, буддисты говорят об опыте Будды, джайны говорят об опыте Махавиры. Это вторично, не первично. Этот ответ уже значительно ближе к существованию, но все еще теологичен, он более созерцателен, чем первый — первый умозрителен. Второй более созерцателен, он уже лучше, но все еще далек от истины.