Древняя кровь - [6]

— Ну что, тупица, тебе больше не весело? — сказал Джон, проворачивая нож.

Верзила выронил булаву и рухнул на колени. Несмотря на застывшее в глазах удивление, он попытался подняться, но от тщетных усилий сквозь стиснутые зубы лишь проступила кровь.

— Твоё последнее слово, — воин вознёс меч над поверженным разбойником.

— Будь ты проклят… — сплюнув кровь, прошипел Билл прежде, чем взмах клинка оборвал его жизнь. Отрубленная голова покатилась по грязной дороге, щедро орошая её багровыми каплями.

Едва всё закончилось, Джон почувствовал тянущую боль в плече и поморщился. В пылу схватки жажда жизни порою затмевает даже тяжёлые ранения, что уж говорить о менее значимых. Воин протёр свой охотничий нож, сунул его обратно в сапог и покосился в сторону примятых украденной телегой кустов. В плену налётчиков могли оказаться ни в чём не повинные люди. Но стоило ли идти на осознанный риск на пределе своих возможностей? Бой отнял немало сил, да и треснувший щит был больше не пригоден для использования. Джон постарался думать логически: если бы в злосчастном лесу скрывались и другие бандиты, то они уже давно бы сбежались на звон стали. Вряд ли он чем-то рисковал, в отличие от людей, что могли оставаться связанными и погибнуть от голода или стаи волков.

Воин прошёл через заросли и остановился. Парная колея, разрезая густой ковёр из листьев кислицы, устремлялась в глубь леса. Бесшумно двигаясь по петлявшему меж деревьями следу телеги, Джон вышел к поросшей плющом, обветшалой лачуге. Ядовитое растение почти поглотило трухлявые бревенчатые стены, и лишь покосившаяся мшистая крыша выдавала в зелёном бугре заброшенное жилище. Не опуская окровавленного меча, воин осторожно обошёл вокруг хижины. Внезапно боковое зрение уловило движение, и он моментально развернулся в полной готовности принять бой. Увидев привязанную к дереву лошадь, Джон опустил клинок и огляделся. Из соседних кустов торчали оглобли телеги, судя по выступавшим из зарослей бочкам, той самой, что сегодня проезжала мимо. Но где же ехавшие на ней грузный мужичок и русая девица? Проверив повозку, странник вернулся к лачуге и остановился перед растрескавшимся порогом. В нос сразу же ударил доносившийся изнутри приторный запах эля. На первый взгляд открывавшееся взору квадратное помещение казалось безлюдным. Но за ближайшей, недоступной для обзора, стеной его вполне могла поджидать засада. Взяв во вторую руку манёвренный нож, Джон бесшумно вошёл в хижину. Никого. Единственным обитателем тускло освещённой комнаты был царивший в ней беспорядок. Два расположившихся по бокам спальных места, из грязных тряпок и подгнившей соломы, больше походили на лежанки нищих из городских трущоб и не вызывали ничего, кроме отвращения. У дальней стены возвышалась полуразвалившаяся каменная печь, служившая подставкой для пустой птичьей клетки. Пол посередине и вовсе напоминал багровую мозаику из глиняных осколков, размазанной лужи крови и пропитавшихся ею клочков ткани. Неужели разбойники успели избавиться от ненужных свидетелей? Или же раненые и напуганные люди прозябают в неволе?

— Погреб, — удивившись внезапному озарению, прошептал Джон.

Он сдвинул остриём клинка сальные лежаки, но потайного люка под ними не оказалось. Разочарованно вздохнув, воин покинул лачугу, вновь оказавшись в объятьях леса. Хоть в прошлом Джон и считался одним из лучших военных следопытов, сейчас он явно что-то упускал: нечто очевидное и в то же время незримое. Возможно, стоило взглянуть на всё под другим углом. Мечник присел на корточки и обвёл внимательным взором окружавшие его заросли. Неожиданно глаз зацепился за примятую траву, малозаметную деталь, что ускользала от него ранее. От вытоптанного перед хижиной пятачка в глубь чащи шла тонкая, почти не различимая тропинка. Интуиция подсказывала следопыту, что не стоит ходить туда, но это был единственный способ получить ответы на свои вопросы.

Чем дальше шёл следопыт, тем сильнее становился витающий в воздухе запах. Его сложно было с чем-то перепутать: запах смерти — смрад разлагающихся трупов, коему вторило приближавшееся жужжание мух. Тропа вывела воина к обросшему высоким папоротником оврагу. Его болотистое дно устилала гора изуродованных человеческих тел. Отвратнее всего выглядели самые нижние: объеденные зверями и насекомыми, разбухшие от постоянных дождей. Они смешивались в единую зловонную массу из склизкой плоти и торчащих костей, в которой лишь по частям истлевшей одежды угадывались люди. Возможно, среди них были и настоящие хозяева того злосчастного домика. Чуть выше гнили зеленоватые мертвецы с давно выклеванными глазами. У большинства в неестественно искривлённых ртах, пустых глазницах и расползшихся ранах копошились опарыши. Но две жертвы казались совсем свежими: окровавленный мужчина и обнажённая девушка, на лице которой застыла гримаса боли и отчаянья. Её мёртвые глаза смотрели прямо на следопыта.

Шок Джона сменился гневной дрожью. За свою жизнь ему довелось лицезреть немало ужасов войны, но видеть подобное безумие в мирное время — совсем другое. Поставив окончательную точку в истории налётчиков, следопыт решил сжечь проклятую лачугу вместе с телами разбойников, чтобы она больше никогда не стала пристанищем потерявших человечность ублюдков.