Древняя история казачества - [2]

И, разумеется, глубоко чужды были Е. П. Савельеву, как и иным казачьим историкам-патриотам теории, рассматривающие казачество как «беглых крепостных», либо «сброд людей разных народностей», согласно принятой большинством современных историков доктрине.

Но тут следует заметить, что в начале XX века подобные теории оспаривались многими и вовсе не были общепринятыми. Их активно поддерживали лишь «норманисты», приверженцы западной исторической школы, выдававшие свою точку зрения за официальную. А у Запада всегда были свои интересы на Кавказе — и экономические, и политические. И потому историки-норманисты выступали, как «агенты влияния», коим было важно ослабить позиции геополитического противника и конкурента.

К сожалению, наследники этого направления, а также сродные им «хазароведы», уже заняли главенствующие позиции в российской академическойсреде, но в те годы им мощно противостояли славянофилы и антинорманисты.

Можно, к примеру, назвать имя Дмитрия Ивановича Иловайского (1832–1920), автора многих научных трудов, а также гимназических учебников, который также отстаивал древности Черноморо-Азовской Руси и видел предков русских и казаков в роксаланах и аланах. Именно его точка зрения была в те годы официальной.

Так что труды Е. П. Савельева не были такими революционными в области историографии, как они воспринимаются теперь. Их ценность прежде всего в том, что он привлек для отстаивания истинной истории наших предков множество важных источников, древних казацких преданий, а также в том, что вступил в борьбу с оппонентами без страха и оглядки на ложные авторитеты.

За эту смелость и вольномыслие, и прежде всего за прямую критику самодержавия — в Чернобоге и его присных нетрудно увидеть карикатуру на царя и его окружение — ему даже, как говорят старожилые казаки, грозило заточение в Петропавловской крепости. Потому и сын его, Василий, ушел «в революцию», к красным.

Но и это не помогло признанию его трудов новой, большевистской властью, оказавшейся еще более консервативной в вопросах истории, чем прежняя, опасавшейся силы и независимости казачества, помнившей о том, что эта история получила статус официальной в 1918–1920 годах при создании казацкой республики в области Всевеликого войска Донского. Хорошо еще, что сам Е. П. Савельев не попал потом под репрессии и «расказачивание».

Конечно, Евграф Петрович в своих книгах спорил несколько более эмоционально, чем это принято в исторических кругах, а также он чрезмерно вольно использовал метод символической этимологии, представлял и народное, чисто казачье, видение исторических проблем, но тем не менее этот спор был вполне научным, ведущим к истине.

Опорочивание имени и трудов Е. П. Савельева привело к тому, что важное направление в исследовании исторического прошлого как казачества, так и всей индоевропейской расы было осмеяно и отвергнуто.

Отрицательные и категоричные выводы были сделаны несмотря на то, что изучение и научное обоснование этой теории находилось тогда в самом зародыше и естественно не могло на равных соперничать с устоявшимися, «отшлифованными» теориями, на деле не имеющими к реальной истории русского народа никакого отношения.

И важно, что ныне труды сего подвижника вновь входят в общественное сознание и научный обиход. Ведь именно так, заинтересованно, «кровью сердца» и должна писаться истинная история предков.

И здесь следует напомить слова П. Е. Савельева: «Тот, кто собирается писать историю, должен посвятить многие годы на собирание всего того, что может просветить его ум по избранному предмету. …Для этого нужна бесконечная начитанность, любовь к избранному предмету, а, главное, к народу, историю которого собираешься писать…»

А. И. Асов, 2007 г.

Вместо предисловия (Как нужно писать историю)*

{* В книге частично сохранены орфография и особенности словоупотребления оригинала. — Примеч. ред.}.

История казачества, в том числе и Донского, еще мало разработана, а потому казачье население в массе своей о великих делах предков своих знает очень немного: о первоначальном же происхождении этого народа не имеет ни малейшего представления, если не считать ни на чем не основанных легенд, дошедших до нас изустным преданием или записанных и необдуманно принятых за достоверные факты некоторыми легковерными историками. Письменных памятников о древностях казачества очень немного, да и те разбросаны по разным, мало изученным, русским и иностранным архивам и библиотекам; доступные же изучению русские летописные сказания говорят о казачестве весьма сбивчиво, а в большинстве случаев почти совсем о том замалчивают. Донской архив, в котором, надо полагать, было немало ценного материала по данному вопросу, сгорел дотла в гор. Черкасске в 1744 году.

Читатель скажет, что это все давно забытые дела и вспоминать о них нет никакого интереса и смысла. Но это далеко неверно. История есть результат человеческих опытов; опыты же мы можем забыть лишь тогда, когда мы в них более не нуждаемся, между тем как мы еще и теперь на каждом шагу наталкиваемся на такие факты, которые нам непонятны с современной точки зрения, но могут быть объяснены лишь историей. К ним мы можем отнести, с одной стороны, проявление отличительной народной гордости, стремление к властвованию, вероисповедной терпимости и национальной обособленности, наряду с непросвещенностью масс; с другой — часто до поразительности быстрый и устойчивый культурный рост народа с прогрессивным стремлением к владычеству над другими национальностями не путем насилия и страха, а науки, искусств и вообще культурно-экономического превосходства над остальными.