Древний человек и океан - [117]

Судя по всему, эта статуя первоначально была связана с ритуалами пасхальских солнцепоклонников раннего периода. Спину ее украшали рельефные символы солнца и радуги; когда же статую в среднем периоде перенесли в только что отстроенный каменный дом, поверх старых мотивов были грубо высечены символы птицечеловека. Тем не менее она сохраняла центральную позицию в пасхальских культах, воплощая, так сказать, бога-творца или бога плодородия, и ей посвящались ритуалы во время весеннего равноденствия. Если другие статуи, устанавливаемые островитянами среднего периода на родовых аху, представляли покойных членов общины, то изваяние в Оронго продолжало оставаться общим для всех родов божеством. Возможно, этим объясняется единообразие памятников для аху. Поскольку короли на острове Пасхи, как и во всей Полинезии и в Перу, считали себя потомками верховного божества, понятно, что каждый хотел, чтобы его изображение предельно походило на всемогущего предка, известного всем пасхальцам по изображению в их общем культовом центре Оронго. Единственное допускаемое отклонение — увеличение размеров статуи: каждый стремился, чтобы его монумент был возможно больше и внушительнее, воплощая тем самым роль и могущество покойного.

После того как был обнаружен субстрат, предшествующий каменным исполинам, которые так прославили остров Пасхи, стало очевидно, что гипотетические датировки первого заселения острова не годятся. Сами пасхальцы сообщали первым европейским гостям о двух генеалогиях местных королей; наиболее древняя, насчитывающая 57 поколений, восходила к первому королю-иммиграиту — Хоту Матуа. Но поскольку считали, что иммиграция направлялась из далекой Азии, эту генеалогию произвольно отвергли в пользу более короткой, насчитывающей в разных версиях от 20 до 30 имен. И так как все предыдущие попытки датировать заселение Пасхи опирались на легендарные генеалогии, в наших раскопках было важно найти органические остатки, позволяющие произвести углеродную датировку.

По мнению Раутледж, до Пасхи дошли две волны иммигрантов, причем полинезийцы приплыли около 1400 г. (Routledge, 1919[266]). Кнохе тоже полагал, что остров заселили два народа, и первый прибыл между XI и XIII вв. (Knoche, 1925). Лавашери и Метро считали пасхальскую культуру молодой и однородной; открытие острова они относили к XII–XIII вв. (Lavachery, 1936; Metraux, 1940[197, 222]).

Энглерт разделял взгляд о слиянии двух культур, однако полагал, что ни одна из них не могла появиться на уединенном острове Пасхи ранее 1575 г. (Englert, 1948[106]).

Наши раскопки показали, что уже в 380 г. (плюс-минус 100 лет) на Пасхе было многочисленное население, занятое строительством крупного оборонительного сооружения. Эта дата на 1000 лет опережала все ранее предполагавшиеся, и вообще до тех пор ни на одном из островов Полинезии не получали столь древней даты. Обнаружив стратиграфически расположенный древесный уголь и костные останки, мы смогли получить 17 радиоуглеродных датировок для Пасхи. Две из наиболее интересных относятся к легендарному рву, отделяющему полуостров Поике. Островитяне с самого начала рассказывали европейцам, что речь идет об искусственном рве, где произошла решающая битва между их предками и «длинноухими», когда последние были заживо сожжены в костре на дне двухкилометрового рва.

Однако геологи и этнологи полагали, что ров на Поике — естественная геологическая формация (Chubb, 1933[67]); при этом Метро и Лавашери заключили, что островитяне сочинили легенду, чтобы объяснить природное явление (Metraux, 1940; Lavachery, 1935[222, 196]), а потому предание о «длинноухих» и «короткоухих» также относили к числу вымыслов. Но первый же шурф показал, что ров содержит множество древесного угля, и углеродная датировка показала, что примерно в 1676 г. (плюс-минус 100 лет) здесь пылал огромный жаркий костер (Smith, 1961[290]). Примечательное совпадение с датой 1680 г., которую патер Себастиан Энглерт еще раньше определил, исходя из утверждения островитян, что битва у Поике произошла 12 поколений назад (Englert, 1948[106]).

Раскопки Смита позволили установить, что оборонительный ров был вырыт задолго до усобиц, приведших к побоищу в конце XVII в.; когда состоялось аутодафе, он уже представлял собой древнее сооружение, частично занесенное песком и пылью. На самом дне Смит нашел осколки обсидиана. Двухкилометровая природная ложбина была расширена до 11–12 м и углублена до 4–5 м. Вынутая со дна щебенка пошла на сооружение оборонительного вала на склоне; при этом островитяне засыпали кострище, по остаткам которого удалось определить, что укреплять окаймленный крутыми скалами полуостров начали еще около 380 г. (Smith, 1961[290]). Возможно, уже тогда обитатели острова не ладили между собой, но скорее всего они опасались преследования со стороны врагов на своей родине; недаром рассказы о таких преследованиях занимают важное место во всех древнейших пасхальских преданиях. В самом деле, и легендарный первый король Хоту Матуа, по преданию, бежал из родной страны на восток, спасаясь от плена и казни, после того как потерпел поражение в трех больших битвах.