Древние ольмеки: история и проблематика исследований - [14]
В конференции приняли участие многие известные мексиканские и американские специалисты — А. Касо, М. Коваррубиас, В. X. Морено, П. Кирхгофф, Э. Паласиос, X. Виво, Э. Томпсон, А. Киддер, и др. В программу работы «Круглого стола» было включено несколько докладов, посвященных самым различным аспектам ольмекской проблематики.
Надо отметить, что особый настрой конференции придавала дискуссия классических маянистов и сторонников самобытности и древности ольмеков. Незадолго до конференции Э. Томсон опубликовал знаковую работу, которая называлась «Датировка некоторых надписей немаякского происхождения»[58]. В статье жестко постулировались два положения: все находки с надписями вне пределов распространения культуры майя (в первую очередь, на ольмекских памятниках) не могут быть древнее маякских, а также то, что ольмекские материалы относятся к периоду не древнее 1200 г. н. э. Ольмекская культура представлялась как более поздний и упрощенный вариант культуры майя, возникший на периферии. Эта публикация выражала мнение большинства маянистов того времени.
Противоположную точку зрения — положения о глубокой древности ольмекской культуры и о ее влиянии на весь ход развития других культур (понятие «материнской культуры», Mother Culture, cultura madre) собирались отстаивать мексиканские специалисты во главе с А. Касо и М. Коваррубиасом.
Развернутую периодизацию культуры ольмеков представил в своем докладе «Связь между ольмеками, тольтеками и майя» В. X. Морено. По его мнению, историю ольмеков можно было разделить на пять периодов (этапов): преольмекский, протоольмекский, палеоольмекский, неоольмекский и постольмекский. Первый из них датировался автором в пределах 500 г. до н. э. — 300 г. н. э. был представлен нижними и средними слоями Ла-Венты и Трес-Сапотес, а заключительный — 1100–1520 гг. и соотносился с «историческими» ольмеками, известными по испанским хроникам[59].
Жаркая дискуссия сторонников Э. Томпсона и сторонников А. Касо с М. Коваррубиасом не привела ее участников к единому мнению. Ольмекский стиль признали атрибутом своеобразной культуры, которая, однако, не являлась предшественницей других мезоамериканских культур. Чтобы не смешивать ольмеков исторических с ольмеками древними В. X. Морено было предложено назвать новую культуру не «ольмекской», а «культурой Ла-Вента» (Cultura de La Venta), что и было зафиксировано в итоговых документах конференции. На практике, однако, новый термин не прижился, и сегодня, как и семьдесят с лишним лет назад, мы говорим и пишем об «ольмекской культуре»[60].
Надо отметить, что напор и доводы маянистов на некоторое время поколебали многих, в т. ч. Ф. Дракера и даже самого М. Стирлинга. Дракер теперь относил конец культуры Ла-Венты к 500–800 г. н. э., а Стирлинг осторожно указывал на то, что «их культура развивалась параллельно с культурой майя периода Древнего царства (300–900 г. н. э.), но значительно отличалась от нее по многим аспектам…»[61].
В своей книге «Первая американская цивилизация» М. Ко очень тонко подметил сложность этой ситуации: «До 1957 г. лишь очень немногие археологи имели неосторожность идти против маянистов и помещать ольмеков ранее 300 г. н. э., т. е. в до классический период. Тем не менее в этом году… появились новые радиоуглеродные даты по Ла-Венте. Они располагались в диапазоне И 60-580 г. до н. э…. Стирлинг был отомщен: это действительно была первая мезоамериканская цивилизация».[62]
В 1943 г. экспедиция Национального географического общества снова вернулась в Ла-Венту. Шла Вторая мировая война, Ф. Дракер был призван на службу в военно-морские силы, и его сменил на посту ассистента Валдо Видель, работавший куратором в отделе археологии Смитсоновского института. В работе экспедиции также участвовали ее постоянный фотограф Р. Стюарт и художник Вальтер Вебер.
В этот полевой сезон в Ла-Венте были сделаны наиболее замечательные за все время раскопок открытия — мозаичные выкладки-площадки из зеленого камня и цветной глины, очертаниями напоминающие голову ягуара. Потребовалось два месяца, чтобы удалить почти семиметровую толщу из цветных кирпичей и глины и расчистить лишь одну из таких выкладок. Она состояла из 485 аккуратно обработанных плиток. Другой уникальной находкой стала погребальная камера из песчаниковых плит, в которой, как считали участники раскопок, мог быть погребен вождь или жрец. Об этом свидетельствовали кельты и украшения из жадеита, в изобилии помещенные внутрь каменного ящика. В конце сезона целый ряд уникальных скульптурных изображений был отправлен в Национальный музей антропологии в Мехико.
В декабре 1943 г. в своем письме к президенту Национального географического общества куратор экспедиции Александр Ветмор писал: «Ввиду очевидного успеха, достигнутого археологическими исследованиями в Мексике я представляю на Ваше рассмотрение проект дальнейших полевых работ на следующий год… Предполагается посвятить этот год обследованию районов штата Табаско, прилегающих к Веракрусу и в Чиапасе, чтобы определить места для детального исследования в будущем… Желательно также обследовать памятник в западном Кампече, о котором у нас имеется информация… Не планируется масштабных раскопок, как в предыдущие сезоны…».
