Дредноуты. Хохзеефлотте против Гранд Флита - [44]

И всё-таки бой кончился вничью: уже на отходе германский броненосец «Поммерн» поймал корпусом русскую мину. Взрыв ста десяти килограммов пироксилина, упакованных в сферическом корпусе мины, вызвал детонацию погребов боезапаса, и «Поммерн» исчез с поверхности моря вместе со всем экипажем. Русское командование со спокойной совестью «подарило» эту победу английской подводной лодке «Е-1»: пускай союзники порадуются, а противник останется в неведении относительно истинной причины гибели броненосца – зачем извещать его о расположении русских минных полей?

Немецкая эскадра отошла в Рижский залив – опасность обстрела русскими кораблями германских сухопутных войск сохранялась, – и тогда Эссен, оценив обстановку, приказал 1-й эскадре линейных кораблей – дредноутам типа «Гангут» – выйти в море для уничтожения противника, забравшегося в мышеловку Рижского залива. Появился реальный шанс нанести флоту кайзера серьёзный ущерб. А кроме того, германские дредноуты должны были перейти на Балтику на помощь свои атакованным броненосцам – именно этого и требовала Ставка, выполняя настырную «просьбу» англичан.

* * *

1-я бригада линейных кораблей Балтфлота, состоявшая из дредноутов «Севастополь», «Гангут», «Полтава» и «Петропавловск», в море выходила раз в год по обещанию (чтобы только, как шутили механики, «гребные валы не прикипели к вкладышам подшипников»). Мощь Хохзеефлотте вызвала у русского верховного командования боязливое уважение, а после боя 16 декабря, когда Флот Открытого моря нанёс тяжёлое поражение непобедимому Гранд Флиту, соотношение боязни и уважения существенно изменилось в пользу первого. Ну его, рассуждали русские адмиралы, в гавани корабли целее будут: подождём, пока англичане соберутся с силами и накостыляют проклятому супостату. И русские дредноуты стояли в Гельсингфорсе: господа офицеры жуировали по шикарным гельсингфоргским кабакам, а братцы-матросики – братцы-матросики, и так не горевшие желанием положить живот свой за веру, царя и отчество, маялись от безделья и копили вековечную злобу к барам в золотых погонах. Настроение команд, разлагаемых пораженческой агитацией социалистов, не составляло секрета для адмирала Эссена, и он, помимо желания нанести удар по врагу, хотел ещё и встряхнуть экипажи дредноутов, послав их в бой (который, как известно, быстро выветривает из мозгов любую дурь). Гремел тысячекилометровый фронт, в открытом море эсминцы и крейсера Балтийского флота схлёстывались с противником, а дредноуты мирно отстаивались в базе – такое положение вещей командующий флотом считал нетерпимым.

^{Линейный корабль «Гангут»}

…Приказ был получен и принят к исполнению, как вдруг случилось неожиданное: в каюту командира «Гангута», капитана первого ранга Кедрова, влетел старший офицер барон Фитингоф. Командиру «Гангута» хватило одного взгляда на бледное лицо старшего офицера, чтобы понять: дело худо.

– Команда, – срывающимся голосом доложил Фитингоф, – выстроилась во фронт и заявила претензию.

– Какую именно претензию? – спросил каперанг, сохраняя спокойствие.

– Макароны.

– Макароны? – удивлённо переспросил Кедров.

Казалось, дело не стоит выеденного яйца. Команда должна была получить на ужин макароны с мясом – те самые «макароны по-флотски», – но по нераспорядительности или вороватости ревизора макарон на линкоре не оказалось, и их заменили кашей. Вроде пустяк, однако этот пустяк сработал как запал, взорвав давно зреющее недовольство матросов.

– Идёмте, – коротко бросил Кедров, надевая фуражку.

…На палубе волновалась тысячная матросская масса. Офицеры держались поодаль, и на их лицах явственно читалось нарастающее беспокойство: все помнили, что произошло на «Потёмкине» в девятьсот пятом, и с чего всё началось.

Проявив завидное самообладание, капитан первого ранга Кедров сумел погасить бунт в зародыше и взять ситуацию под контроль, пообещав матросам во всём разобраться. Крови и стрельбы удалось избежать, но боевой выход был сорван: выходить в море с раздраженной командой было бы чистым безумием.

– Макароны макаронами, – с горечью произнёс командир «Гангута», докладывая Эссену о мятеже, – только сдаётся мне, что дело не только в них, и не в офицерах немецкого происхождения, коих матросики требовали убрать с корабля. Были выкрики «Долой войну!», «Землю крестьянам!» и прочее в том же духе, а это, знаете ли, уже попахивает политикой… И очень уж кстати состоялся этот бунт – как раз перед выходом в море для боя с германцами. Странно как-то…

– Странно, – согласился командующий флотом. – Ладно, пусть с этой странностью жандармы разбираются, хотя я бы их на боевые корабли не пускал, нечего им там делать.

– Жандармы… В британском флоте, – Кедров зло стиснул пальцы в кулак, – всех этих бунтовщиков мигом бы развесили сушиться на реях, и на этом всё бы и кончилось. А мы миндальничаем, да-с…

– Мы с вами, Михаил Александрович, – Эссен нахмурился, – служим не под Юнион Джеком, а под андреевским флагом, и английские порядки нам не указ.

– Да я понимаю, Николай Оттович, только обидно мне. И боязно, честно-то говоря: добром это всё не кончится. Горькое варево заваривается в России – ядовитое.