Драная юбка - [48]

Клинок у нее в руках отсвечивал под дождем, точно серебро в слезах.

Она пронзила им воздух, еще, и еще, и еще и сказала: Я сегодня впервые поцеловалась до того, как ты нашла меня в спальне. Ты уже влюблялась?

Не успела я ответить, как она сделала выпад лезвием, будто хотела убить небо.

Мы можем пойти ко мне, сказала я и внезапно вспомнила простыни в цветочках, узоры на семейном фарфоре и бледные лепестки сирени. У меня было ощущение, что я должна забрать ее с улицы, где все ее ненавидят. Я хотела, чтобы она была в безопасности, хотя по натуре не была защитницей.

Я напишу отцу, чтобы он вернулся домой. Симус напечет Джастине блинов, а она ему споет, и они будут рассказывать друг другу истории из жизни беглецов.

Пойдем домой, сказала я, но она в ответ только скривилась.

Я не хожу домой, сказала она. Мы едем в Грецию. Пошевеливайся!

Я не возражала, потому что не могла спорить с Джастиной, с ее нежными глазами, ее попытками себя согреть, с ее ознобом и ее бегством, бегством от меня.

Я ее догнала, и мы зашли в «Королевский Отель».

Бар пахнул шинами. Крепкие мужики в черных кожаных жилетках, усатые мужики во фланелевых рубахах и ковбойских шляпах, с красными, заскорузлыми дьявольскими лицами. Джастина зашла совершенно спокойно, пронесла себя мимо пьяных рож, играющих в пинбол и бильярд. Пьяные мужики вылупились и хором мерзко забубнили: Что за чертовщина? Ну что это за фигня? – но она только рассмеялась и шла, будто во дворце, прямиком к своему высочайшему и сияющему трону.

Я бы полжизни отдала за эту сцену, похожую на фильм, который я всегда мечтала посмотреть. Я прислонилась к косяку, стараясь не пропустить ее следующий шаг. Она прижалась к стойке и швырнула двадцатку, которую я дала ей раньше. Бармен покачал головой, она его проигнорировала – обняла водителя автобуса, топившего свои печали в алкоголе. Прошептала что-то ему на ухо, сняла с него темно-синюю кепку и напялила себе на голову набекрень. Он вроде был неплохим парнем, этот водитель автобуса; мне кажется, он даже потянулся и поправил ей платье, чтоб оно прикрывало плечи. Мне казалось, он хочет помочь ей выбраться из этого города.

Стены вращались. От смеха я свалилась на пол, потому что потеряла центр тяжести. Какой-то байкер сказал мне, что я слишком молода, чтобы тут ошиваться, и мне стоит убраться отсюда подальше. Я подняла голову, чтобы предложить ему валить лесом, и увидела Дирка.

Эдмундо не стучится, а просто заходит и смотрит на пустую страницу блокнота.

– Пять минут, – говорит он. – Закругляйся.

Я пялюсь в полицейский рапорт, подчеркиваю имена Лили Лесаж и Шармейн Кэмпбелл и надписываю «Идиотки» над словами «студентки театрального отделения». Это совсем не то, что я хочу сказать. Но, наверное, в этом моя роковая ошибка. Когда я очень хочу что-то исправить, я все порчу. Я тупо все порчу.

На улице Йейтс Джастина подходит ко мне нетвердыми шагами. Под светящимся фонарем она обнимает меня так крепко, что я чувствую все ее косточки. В болезненном мутном свете, находясь совсем близко, я различаю прожженную дыру у нее в одежде и синяк на шее. В руках у нее ничего нет, но мне уже наплевать, что какой-то мужик должен довезти нас до парома.

В «Королевском Отеле» Дирк выглядел совсем иначе. Он был одет в клетчатую рубашку с высоко закатанными рукавами, словно какой-то мускулистый крутой дровосек. Когда официантка только дотронулась до его пустого стакана, он шлепнул ее по руке и посмотрел так, будто она самая настоящая воровка.

Слушай, сказала я, мне надо домой. Мне надо принять лекарство.

Джастина ответила, что хочет пойти в переулок, потому что у нее для меня есть подарок.

Мы побежали, вокруг никого не было.

Я только помню, как что-то сильно стучало у меня в сердце. Я смотрела на Джастину, и оно болело.

Она проползла по асфальту.

Мне надо было сказать: Поторопись.

Как кошка, она метнулась к зеленому мусорному ящику, засунула руку под тяжеленную крышку и запела, заполучив свой чемодан. Надо было попросить ее говорить потише, потому что она распевала мое имя. Только ее голос звучал в темном переулке, голос и три тени, мелькающие на кирпичных стенах.

Джастина села на асфальт по-турецки и раскрыла книжку, будто мы были в полной сохранности. Например, в библиотеке.

Мне очень хотелось сказать: Шевелись, но я просто села рядом. Когда я увидела тебя у Мина, сказала она, я решила, что ты девочка, которая…

Мне очень хотелось дослушать продолжение, но я так и не услышала. Потому что именно тогда в пяти футах от нас раздался этот голос в темноте. Такой бестелесный голос, который будет преследовать меня всегда и везде, стану ли я звездой в Нью-Йорке или сгнию тут в тюрьме.

За тобой должок, маленькая сучка.

Я схватила ее чемодан и побежала. Надо было хватать за руку Джастину.

Почему-то я решила, что она последует за мной, хотя раньше она этого никогда не делала.

Я тебе ничего не должна, ответила голосу Джастина.

Он, наверное – я понятия не имею, что он сделал.

Я тебя и знать не знаю, закричала она. Отвали. Исчезни. Оставь меня в покое. Эй!..

Ее голос затих, и я услышала его крик. Я добежала до конца узкого переулка, но широченная улица тоже была пуста и тиха, как могила.