Драмы. Новеллы - [27]

Какою горькою заботой сердце

Мне истомил! Пришел ночной порою

И навязал мне рапорт о болезни

Для Рупрехта. По этому письму

Освободят-де. Объяснял, божился

И в комнату ко мне залез писать.

А тут с меня стал требовать такого,

Что девушке и выговорить срам!

Бригитта

Какой срамник! Какой обманщик подлый!

Рупрехт

Оставь хромого с конскою стопой.

Когда б кувшин твои лошадь расколола,

Не боле б ревновал я, чем теперь.

Целуются.

Фейт

Вот то-то же! Миритесь и целуйтесь.

О троицу можно б свадьбу вам сыграть.

Лихт(у окна)

Глядите, вон судья Адам. Как будто б

От колеса и плахи он бежал,

С холма на холм по пашне так и лупит!

Вальтер

Как? Это вон судья Адам?

Лихт

Конечно.

Остальные

К поселку вышел, — видите? Гляди!

Парик-то по спине-то так и хлещет!

Вальтер

Вдогонку, писарь! Воротить судью,

Чтоб пущих бед, спасаясь, не наделал.

Конечно, он от службы отрешен.

И я, впредь до особых предписаний,

На эту должность назначаю вас.

Но может статься, кассы и в порядке.

Я б не хотел толкать его к побегу.

Верните же его скорей, прошу вас!

Лихт уходит.

Явление последнее

Те же, без Лихта.

Марта

Скажите, ваша милость, где найти мне

Правительство в Утрехте?

Вальтер

А на что вам?

Марта(чувствительно)

На что? Да как же… Разве мой кувшин

Не требует суда и воздаянья?

Вальтер

Конечно. На большом базаре. Вторник

И пятница — присутственные дни.

Марта

Так я туда отправлюсь на неделе.

Занавес

ПЕНТЕСИЛЕЯ Трагедия

Перевод с немецкого Ю. Корнеева.

Действующие лица

Пентесилея, царица амазонок[40].

Протоя, Мероя, Астерия — знатные амазонки.

Верховная жрица Дианы[41].

Ахилл[42], Одиссей[43], Диомед[44], Антилох[45] — греческие цари.

Автомедон — возничий Ахилла.

Греки, амазонки.

Место действия — поле сражения под Троей[46].

Явление первое

Входят с одной стороны Одиссей и Диомед; с другой — Антилох; за ними свита.

Антилох

Цари, привет мой вам! Какие вести

С тех пор, как я под Троей видел вас?

Одиссей

Дурные, Аитилох. Вон там, в полях,

Сцепились, словно два голодных волка,

Отряды греков с войском амазонок,

Хоть, видит Зевс, причины нет к вражде.

И если не уймет их гневный Марс[47],

Не образумит Феб[48] и не рассеет

Громо́вою стрелой тучегонитель,

То дотемна зубами перервут

Свирепые бойцы друг другу глотки.

Подать мне шлем воды!

Антилох

О мать-природа

Что сделали мы этим амазонкам?

Одиссей

Ахилл и я с дружиной мирмидонской

Им двинулись навстречу по совету

Атрида[49]. Слух прошел, Пентесилея,

Покинув дебри Скифии далекой,[50]

Чтоб снять осаду с города Приама[51],

Через ущелья гор ведет на Трою

Бесчисленных и смелых амазонок,

Которым кожа змей одеждой служит.

Мы узнаем на берегу Скамандра[52],

Что с войском сын Приама Деифоб[53]

Из Илиона[54] выступил поспешно,

Чтоб с честью встретить ту, кто помощь Трое

Готова оказать. Мы не идем —

Летим в надежде пагубную встречу

Двух нам враждебных сил предотвратить.

Путь был извилист. Мы всю ночь шагали,

Но чуть заря на небе заалела,

Изумлены мы были, Аптилох,

Увидев, что в долине перед нами

Дарданцев[55] Деифоба амазонки

Безжалостно громят. Пентесилея

Рассеивает пред собой троянцев

И гонит, словно тучи в небе вихрь, —

Как будто их сперва за Геллеспонт[56],

Потом за грань земли смести собралась.

Антилох

Клянусь богами, странно!

Одиссей

Мы сомкнулись,

Чтоб к отступленью путь закрыть троянцам,

Лавиною катившимся на нас,

И ощетинились стеною копий.

Остановился Приамид[57], а мы

Посовещались и решили встретить

По-дружески царицу амазонок,

Замедлившую бег победный тоже.

Могло ли быть решение иным?

Спроси Афину[58] я, она сама

Разумнее совета не дала бы.

Клянусь Аидом[59] черным, эта дева,

Вмешавшаяся так нежданно, словно

Она упала с неба, в нашу распрю,

Должна примкнуть к одной из двух сторон;

А мы, коль скоро тевкрам[60] враг она,

Союзницу обязаны в ней видеть.

Антилох

Клянусь я Стиксом[61], прав ты был!

Одиссей

Итак,

Отправились мы к скифской героине —

Ахилл и я. Вздымая гриву шлема

Пред толпами воительниц своих,

Она задором боевым кипела,

И рыл под нею землю иноходец,

Колыша пурпур бахромы чепрачной.

«Задумавшись, окинула она

Меня со свитой взглядом безучастным,

Как будто перед ней не люди — камни.

Моя ладонь сейчас — и та, пожалуй,

Красноречивей, чем ее лицо.

Но тут она увидела Пелида[62]

И сразу же румянцем залилась

До самой шеи, словно мир вокруг

Сиянием внезапно озарился.

Стремительно на землю соскочив,

Прислужнице поводья передав

И мрачным взором оглядев Пелида,

Она спросила нас, зачем мы к ней

Пожаловали со столь пышной свитой.

Ответил я, что рады видеть мы,

Аргивяне[63], в ней недруга троянцев;

Что злобою на Приамидов полны

Давно сердца у греков; что на пользу

И ей и нам пошел бы наш союз.

Сказал я, словом, все, что мог придумать,

И с удивленьем увидал, что мне

Она не внемлет. От меня царица

К подруге близстоящей отвернулась

С лицом столь изумленным, что казалась

Она девчонкой шестнадцатилетней,

Идущей с олимпийских игр домой,

И крикнула: «Отрера, мать моя,

И та прекрасней мужа не встречала!»

Подруга растерялась. Мы с Ахиллом

Переглянулись, еле скрыв улыбку,

А уж царица в светлый лик Эгинца[64]

Опять вперила опьяненный взор.

Тогда подруга, робко подойдя,

Напомнила ей, что ответа жду я.

Вновь — то ль от гнева, то ль от срама — вспыхнув

Так, что румянец латы осветил,

Дикарка мне бессвязно и надменно