Дракула - [12]

Я вижу кого-то, вылезающего из окна графа. На нем мой дорожный сюртук, в котором я приехал сюда, а за спиной — тот самый жуткий мешок, который, как я видел, забрали те женщины. Никаких сомнений ни в его происках, ни в его наряде! Это его новый злодейский план: люди думают, что это я, а у него есть свидетельства, что видели, будто я отправляю письма где-нибудь в городке или деревне; и теперь любое преступление, которое он совершит, наверняка спишут на мой счет.

Буду ждать возвращения графа. А что это за призрачные пятнышки, плавающие в лучах лунного света? Они похожи на крошечные пылинки. Они кружатся, собираются вместе и принимают какие-то смутные очертания. Я смотрю на них, и мне становится необычно спокойно.

Слушайте! А что это за низкий жалостливый собачий вой где-то далеко в долине? Слава богу, я не уснул. В комнате графа какое-то шевеление и раздается звук, похожий на вопль, который тут же затихает.

(Подбегает к окну.)

Женщина с растрепанными волосами, горестно прижимая руки к сердцу, прислонилась к воротам. Заметив в окне меня, она бросилась вперед и угрожающе закричала: «Чудовище, верни мое дитя!»

Она упала на колени и, воздев руки, снова и снова выкрикивает эти слова.

Затем я слышу, как она что есть силы колотит в дверь, а откуда-то сверху раздается зовущий холодный шепот графа. В ответ на его призыв издалека доносится волчий вой.

Волки хлынули через главные ворота во двор, словно поток, прорвавший запруду.

Потом крики женщины смолкли и волчий вой прекратился. Затем волки, облизываясь, убежали со двора.

Я не могу жалеть ее, ибо знаю, что стало с ее ребенком, и смерть для нее — лучший выход!

Но что делать мне? Что я могу предпринять? Как мне спастись из ужасного плена ночи, мрака и страха? Наступает ночь, чтобы объявить о моей гибели, первая в череде ночей, что сотрут все следы моего пребывания на этой земле.

Но я запрещаю себе думать об этом. Только действовать! Если бы только я мог проникнуть в его комнату! Но это невозможно. Дверь всегда заперта, и мне туда не пробраться.

Нет, есть один путь, хотя и очень рискованный. Там, где пробирается он, почему не сможет другой? Я сам видел, как он выползал из окна; почему бы мне не поступить так? Шанс невелик, но я в отчаянном положении. Я должен рискнуть. В худшем случае меня ждет смерть. Но смерть человека — это не то же самое, что смерть скота, и, возможно, для меня будет уготован ужасный загробный мир. Да поможет мне Бог выполнить задуманное! Прощай, Мина, если я погибну; прощай, мой верный друг и второй отец; прощайте все и в самую последнюю очередь — Мина!

Сцена седьмая

Декорации те же.

Харкер (пишет). «Я попытался и с Божьей помощью вернулся в свою комнату. Мне надо записать все подробно и по порядку. Пока мое мужество не улетучилось, я направился к окну, смотрящему на юг, и сразу же увидел узкий каменный карниз, который тянулся вдоль всей стены. Камни были крупные и грубо отесанные, и известковый раствор, когда-то скреплявший их, был вымыт дождями. Я разулся и выбрался на этот опасный путь. Я посмотрел вниз только один раз, чтобы убедиться, что неожиданный взгляд в эту жуткую пропасть не погубит меня, и затем старался туда не глядеть. Я отлично знаю, в каком направлении и на каком расстоянии находится окно графа, и стал пробираться туда. Я не чувствовал головокружения — вероятно, из-за сильного возбуждения, и казалось, прошло до смешного мало времени, а я уже стоял перед окном и пытался открыть его. Затем, сильно волнуясь, я перелез через подоконник и спрыгнул в комнату. Я огляделся в поисках графа и, к удивлению и радости, сделал открытие: комната пуста! Мебели было совсем мало, и казалось, ею никогда не пользовались. Обстановка была в том же стиле, что и в южном крыле замка, и все покрывала пыль. Я поискал ключ, но в замке его не оказалось, не нашел я его и в других местах. Единственное, что здесь привлекло мое внимание, — это золото, сваленное в кучу в одном из углов комнаты. Самые разные золотые монеты: римские, британские, австрийские, венгерские, греческие и турецкие, — покрытые тонким слоем пыли, словно они долго пролежали в земле. Каждой из них, насколько я заметил, было не менее трехсот лет. В этой же куче лежало несколько цепей и украшений, некоторые с драгоценными камнями, и они все были пыльные и покрыты какими-то пятнами.

В углу комнаты виднелась массивная дверь. Я попробовал ее открыть, и она оказалась не заперта. Дверь привела меня через каменный ход к винтовой лестнице, круто уходящей вниз. Я спустился по лестнице, тщательно запоминая свой путь; было темно, ибо скудный свет падал только из бойниц в тяжелой каменной кладке. Внизу оказался мрачный, похожий на туннель проход, из которого исходил тошнотворный запах — запах разрытой могилы. По мере того как я продвигался по проходу, запах становился сильнее и удушливее. Наконец я потянул на себя еще одну массивную дверь, которая была чуть приоткрыта, и оказался в старой часовне, которая, очевидно, использовалась как склеп. Ее крыша была проломлена, и в двух местах виднелись ступени, ведущие к углублениям, где недавно копали землю, и земля эта лежала теперь в тех больших деревянных читках, которые привезли словаки. В часовне никого не было, и я поискал какой-нибудь другой выход из нее, но ничего не нашел. Тогда я осмотрел здесь буквально каждый дюйм Я даже спускался в углубления, откуда исходил неясный, тусклый свет, хотя такой поступок был настоящим ужасом для моей души. В двух я не обнаружил ничего, кроме обломков старых гробов и куч земли, но в третьем меня ждало открытие.