Дракула бессмертен - [30]

«Дракула» был для Брэма Стокера последней возможностью утвердиться наконец в роли писателя, осуществить заветную мечту, сохранить за собой театр. Теперь, когда его единственный сын вырос и покинул лоно семьи, Стокера ничто не тянуло домой. Даже общество прекрасной жены ему опостылело; любовь больше не навещала их супружеское ложе. «Лицей» оставался настоящим домом Стокера уже несколько десятилетий и людям наподобие Гамильтона Дина достанется только через его труп.

Стокер, прихрамывая, ковылял по сцене. Сколько спектаклей, сколько воспоминаний связано с этим залом — и сколь же многое успело измениться! Не осталось и следа от великолепного купола, в партер втиснули два дополнительных ряда кресел… Ему крайне претило, что Дин превращает милый его сердцу классический театр в какое-то дешевое варьете. Хотя новая индустриальная эпоха не вызывала у Стокера отторжения, театр он считал неприкосновенной святыней. Дерзнул бы кто-нибудь реконструировать великие готические соборы Венеции? Стокер усмехнулся: Дин, наверное, и отважился бы. Одержимый новейшими достижениями техники, он заполонил ими весь театр — в частности, установил беспроволочный аппарат Маркони, якобы с тем, чтобы избавить актеров от необходимости бегать на телеграф. Или вот новый софит конструкции Эдисона. Дин даже обратился к Берти Крю, знаменитому проектировщику театров, с просьбой усовершенствовать интерьер «Лицея» «для достижения лучшей акустики». Однако хотя Стокер и ненавидел страсть Дина ко всему «новому и современному», он понимал, что умением по достоинству оценивать передовые идеи его молодой компаньон обязан этой же самой страсти. Дин чувствовал потенциал в романе Стокера. Он видел, что к жанру ужасов, когда-то прозябавшему в колодках бульварной литературы, наконец-то проснулся интерес в обществе. Пьеса по «Дракуле», учитывая успех сценических версий «Франкенштейна» и «Доктора Джекила и мистера Хайда», могла обеспечить своим создателям даже небольшое состояние. У Стокера был театр, у Дина деньги — идеальная комбинация. Однако Стокер, давно уже подвизавшийся в индустрии развлечений, крепко уяснил золотое правило: условия ставит тот, кто платит. Сегодня Дин не пожелал его слушать. Ну а должен ли? Если Стокер так хорошо во всем разбирается, то почему его театр несет убытки?

Брэм всегда мечтал стать писателем. В колледже — из уважения к родителям и себе самому — он выбрал юридический факультет, однако сочинительства не забросил. Он надеялся, что преподаватели отметят его одаренность; тогда ему нетрудно будет добиться родительского позволения на смену профессии. Увы, этим планам не суждено было осуществиться, поскольку Стокера затмил его талантливый друг и сокурсник Оскар Уайльд. Их соперничество коснулось даже сердечных дел. Брэм был влюблен во Флоренс Бэлкомб — женщину, прекраснее которой не знал. Но только Уайльду с его стихотворной любовной мишурой удалось ее пленить.

По всей видимости, Флоренс заподозрила, что Оскар предпочитает общество молодых людей, поскольку в конце концов их отношения приказали долго жить, и она согласилась стать женой Брэма. Однако со временем Стокер пришел к мысли, что ее выбор был продиктован не столько любовью, сколько его устойчивым материальным положением. Он по крайней мере уже работал клерком в юридической конторе — а Флоренс не хотела нищенской жизни с праздным художником. Ей не терпелось влиться в высшее общество Лондона.

Стокер лишь покачал головой. Хотя Уайльд проиграл ему на любовном фронте, Брэм по-прежнему завидовал его творческой репутации. Чтобы не сойти с ума, он старался не терять связи с литературным миром — не требуя гонорара, вел колонку театральной критики в «Даблин мейл». И вот однажды, после выхода его блестящей рецензии на «Гамлета» с Генри Ирвингом в главной роли, великий шекспировский актер ввел Стокера в круг своих великосветских лондонских друзей.

Вскоре Брэм ушел со службы в конторе, чтобы стать импресарио и одновременно деловым компаньоном Ирвинга. Для него это был подарок судьбы: в соседстве с чужой славой воплощались, пусть даже косвенно, и его собственные мечты. Флоренс пророчила Брэму очередной неуспех, но когда деньги повалили валом, заметно переменилась во мнении. Теперь Стокеры водили знакомство со знаменитостями — в числе прочих с художником Джеймсом Мак-Нейлом Уистлером, поэтом Фрэнсисом Физерстоуном и сэром Артуром Конан Дойлем. Вращаясь в обществе великих, Брэм все же понимал, что в ряды элиты его приняли лишь благодаря дружбе со звездой. Между тем актер, сколько Стокер его ни упрашивал, наотрез отказывался ставить пьесы компаньона. Хотя Стокер без устали трудился, улаживая дела Ирвинга — даже устраивал ему свидания с женщинами, — тот относился к его сочинительству с пренебрежением.

И вот наконец Стокеру подвернулся шанс выступить на первый план. В 1890 году бывший друг и соперник, изменив своему привычному стилю, сочинил готическую фантазию «Портрет Дориана Грея», и она быстро завоевала популярность у читателей. Однако вскоре последовал внезапный арест Уайльда, вылившийся в процесс по обвинению в аморальных поступках; все это сопровождалось изрядной шумихой в прессе. Рассчитывая сыграть на последних литературных веяниях, Стокер решил последовать примеру Уайльда и его предшественников — Мэри Шелли и Джона Полидори. Летом 1816 года лорд Байрон, прославленный поэт, устроил забаву для себя и своих гостей, предложив каждому из собравшихся написать по страшной истории. Предполагалось, что состязание закончится триумфом лорда Байрона и Перси Шелли — оба они были состоявшимися литераторами. От жены Перси, Мэри Шелли, как и от доктора Джона Полидори, выдающихся успехов никто не ожидал. Но той ночью появились на свет роман «Франкенштейн» и рассказ «Вампир»; так двое наименее искушенных авторов создали два произведения, которым сопутствовал огромный успех. Стокер, обожавший готические ужасы, задался целью повторить достижения классиков. Такая возможность представилась ему, когда с заточением Уайльда под стражу в литературном мире осталась пустая ниша. Для Брэма настало время выйти из тени Ирвинга с Уайльдом. Он не добивался выгоды любой ценой — лишь верил, что его упорные старания должны когда-нибудь принести плоды.