Драконы войны - [42]

— Проклятый червь! — завопил он. — Ты с ума сошел? Не смей…

Понимая опасность ситуации, Карор разогнался до такой же огромной скорости. Драконы с сокрушительной силой врезались друг в друга. Один из когтей Костолома зацепил Тарискатта за болтавшуюся пластину чешуи на груди. Линдрус видел, каким жутким светом сияли глаза красного, пока тот рвал и наносил удары. И вот заблестела ничем не защищенная плоть.

Линдрус испытал такое же злорадство, с силой вонзив клинок красному дракону в глаз. Воин с трудом удержался в седле, когда красный, взвыв, дернул головой назад. Тарискатт воспользовался этим моментом и глубоко всадил когти всех четырех лап в искалеченную чешую на брюхе Костолома. Карор застонал, и струи дождя окрасились его кровью. Он резко рванулся в сторону и развернулся, чтобы скрыться в густых облаках, признавая победу металлического дракона и его седока.

— Плавно иди на снижение, — приказал Линдрус, и Тарискатт вздрогнул. Он пытался махать крыльями ровно, но они не слушались. Дракон совсем выбился из сил и почти сразу камнем полетел вниз. Линдрус приготовился к смерти. Закрыв глаза, он вверил себя и своего великолепного боевого дракона воле Паладайна.

Толчок заставил воина снова открыть глаза; кругом все было серым, беспробудно серым. Они снова летели. Пусть рывками, но Тарискатт все-таки снижался, а не падал.

— Что ты делаешь? — прокричал всадник.

Дракон молча продолжал работать крыльями; его блестящая после дождя чешуя была покрыта пятнами крови.

— Что ты делаешь? Тарискатт! Отвечай!

— Приземляюсь, — выдавил, наконец, бронзовый дракон, хрипя от натуги.

— У тебя не хватит сил. Мы вместе упадем.

— Нет.

Дракон не мог тратить энергию еще и на разговоры. Линдрус скрипнул зубами, понимая, что переубедить напарника невозможно, — оставалось только держаться в седле до конца и не терять надежды.

Приземление вышло жестким. Тарискатт отчаянно махал крыльями, чтобы смягчить удар, но силы его иссякли. Он рухнул, кости передних лап хрустнули, и этот звук мучительной болью отозвался в душе Линдруса. Дракон проехал вперед по земле, и раны на его груди стали еще шире. Застонав от боли, Тарискатт остался лежать там, где упал; пошевельнуться он был не в силах.

Линдрус рассек мечом упряжь на боку дракона и бросил оружие на землю. Соскользнув вниз по плечу зверя, он бросился вперед по размокшей грязи и остановился возле головы Тарискатта.

Блеск уже угасал в глазах его боевого напарника, лужи окрашивались драконьей кровью. Линдрус ничего не мог поделать. Он просто смотрел, и его обуревали странные чувства. Воина охватило отчаяние. Он не знал, как поступить, и ему было горько, что большого бронзового уже никак не спасти.

— О том, как мы бились, сложат песни, — прошептал дракон.

Казалось, он пытается утешить своего седока.

— Песни слагают только победители, — жестко ответил Линдрус, стоя на коленях возле дракона, который сейчас вдруг стал ему так же дорог, как собственная жизнь.

Тарискатт подмигнул:

— Ты хороший наездник, человек. И не переживай. — Грудь дракона в последний раз поднялась. Глаза его закрылись. Бронзовый вздрогнул и замер.

Линдрус почувствовал сильную, рвущую душу боль. Вначале крик раздался у него внутри, а потом вырвался из легких. Подняв лицо к небесам, он снова и снова выкрикивал имя дракона. Тот был ему лучшим другом, а он и не знал об этом. На дракона можно было положиться. И он обладал блестящим умом. Теперь ничто не имело значения, только его дракон, знавший и понимавший, как никто иной, все сильные и слабые стороны Линдруса.

Сокрушенно смотрел Линдрус на небеса, наблюдая за битвой. Для него и для его боевого товарища все было кончено. Опустив голову, воин поковылял сквозь струи дождя к утесу, возвышавшемуся на краю долины.

Воин с трудом поднялся туда, ободрав колени и ладони, но обрадовался, что по-прежнему способен испытывать боль.

Глядя вниз, на долину, Линдрус понял, чего ему всегда хотелось больше всего. Было бы честью погибнуть вместе с таким великолепным боевым драконом, как Тарискатт. А безумный зверь перед смертью спас его, человека, своего ненавистного наездника.

Неужели признававшему лишь драконов Тарискатту не хотелось умереть, избавившись от человека в своем седле? А Линдрус до самого конца оставался на его спине и стал единственным свидетелем кончины огромного зверя, услышал его прощальные слова. Дракон похвалил его. Может быть, они оба пытались заслонить ненавистью какие-то другие, непривычные чувства?

Душу Линдруса охватило отчаяние, показалось, что дракон обманул его: враг превратился в друга и тут же покинул его. Воину чудилось, что сама жизнь его провела. Всей душой он желал избавиться от своей смертной оболочки.

Взгляд Линдруса скользнул к краю утеса — достаточно просто шагнуть в этот неяркий свет… Спускались сумерки, и не видно было уже ни подножия отвесной каменной стены, ни лежавшей под ней осыпи. Так просто. И все будет кончено. Воин занес ногу над пропастью.

Как же он неправ! Вздрогнув, Линдрус отпрянул от края. Столько месяцев проведя вместе с Тарискаттом в боях против армии Такхизис, он не мог, нет, не имел права совершить напоследок такой бесполезный поступок.