Дракон Третьего Рейха - [30]

Они сидели внутри машины, казалось бы, в полной безопасности. Снаружи по-прежнему было тихо — ни выстрелов, ни взрывов, ни голосов. Генрих несколько раз напряг свои мощные мускулы — они великолепно его слушались. Он сразу успокоился и загудел басом:

— Да, господин майор, это похоже скорее на выстрел гигантского огнемета, чем на взрыв мины или снаряда. Но запаха дыма до сих пор нет! К тому же мы все пока целы.

Дитрих, напротив, встревожился:

— Я так и знал! Я так и знал! Теперь мне ясно, почему на хуторе нам не оказали сопротивления. Вот оно — секретное оружие русских! Не удивлюсь, если мы уже в плену! Они нас захватили вместе с секретным танком, не нанеся даже царапины! Мы их всегда недооценивали! Но мы им так просто не сдадимся! Вальтер. Ты связался со штабом? Немедленно передай сигнал тревоги, сообщи, что мы в ловушке! — Тут он вытер пот со лба и пробормотал себе под нос: — Горькая истина. Генрих, кажется, прав — это был огнемет. Мне уже становится жарко.

Ганс некоторое время втягивал носом воздух, а затем обратился к Морунгену.

— Господин майор, воздух, который заходит снаружи, очень горячий, лицо обжигает! Но пахнет не дымом и не гарью, а почему-то летом! По-моему, цветами…

Майор моментально разнервничался:

— Ну вот! Это точно новое оружие русских — уже начались галлюцинации. Мне тоже почему-то мерещатся полевые цветы.

Они бы сосредоточились на запахах, но в эту минуту раздался удивленный голос Клауса:

— Господин майор! У меня вроде лучше с глазами! Должен вам доложить, что… не знаю, как сказать… ребята, вы не поверите, но я вижу впереди какой-то пустырь, весь покрытый травой и цветами! Больше ничего нет! Снега нигде не видно, хутора тоже нет!

Дитрих понял, что пора ему оглядеть окрестности, как бы ни хотелось ему отложить это мероприятие на потом. Он уставился в смотровое устройство, какое-то время повращал его направо и налево, стараясь охватить взглядом как можно большее пространство, и наконец упавшим голосом сказал:

— Сам не знаю, что это за чертовщина. Бывают разве одинаковые галлюцинации? Я тоже ничего не вижу, кроме какого-то поля с цветами! Неужели русские разработали психотропное оружие?! Вальтер! Ну, что там у тебя? Есть связь со штабом?

Голос радиста — обычно невозмутимого и непроницаемого для всякого рода эмоций — звучал непривычно:

— Никакой внешней радиосвязи, господин майор, нет вообще. Такое впечатление, что мы остались одни в эфире.

— Вот черт, — раздосадованно воскликнул Дитрих. — Я так и знал! Ну кто бы мог подумать! И здесь мы одни! Не знаю, как им это удалось, но теперь самое время красноармейцам заглянуть к нам на огонек.

Кляня себя за свою браваду, за непредусмотрительность, приведшую в результате к таким страшным последствиям, майор саркастически заговорил:

— Генрих, дружище, ты любишь партизан?! Пойду открою им дверь, а то они, наверное, там снаружи стоят, а зайти стесняются! — Он вытер с лица пот. — Фу! Ну и жара! Они, наверное, на обед едят только жареных немцев Этакое блюдо — танкисты-гриль, приготовленные в танке. Видимо, очень вкусно!

Он хлопнул Генриха по плечу, а затем достал пистолет и, держа его наготове, полез открывать люк

— Ну, где вы, любители нетрадиционной кухни?!

Экипаж напрягся, и тут до них донесся вопль:

— Майн Готт! Что это? Где это мы? Глазам своим не верю! Может, в раю?! На том свете?

В танк ворвался запах горячего сена, пыли, травы, нагретой солнцем, и какофония звуков — чириканье, стрекотание, журчание, жужжание и писк, издаваемый мириадами насекомых. Сверху неслись трели каких-то птиц. Дитрих, не заметив в радиусе километра вокруг ни Белохаток, ни домов, ни русской, морозной кстати, зимы, ни прилагающегося к ней снега — не говоря уже о стремительно атакующей танковой бригаде, — окончательно удивился, осмелел и наполовину вылез из люка. Затем, опомнившись, он сделал хитрый ход, совершенно неожиданный для коварного противника, буде он отравил их психотропным газом и затаился неподалеку: майор ущипнул себя за бедро, не жалея. В глазах не стало яснее (да и куда еще?), и летний пейзаж не претерпел изменений. Морунген приложил ладонь козырьком ко лбу и обвел степь взглядом:

— Что за чудеса? Тут и зайцу-то укрыться негде, не то что солдатам! Была бы вся Россия такой, и проблем бы не было…

Он с наслаждением потянул носом свежий нагретый воздух и обратился сам к себе — со вполне понятной симпатией:

— Эх, брат Дитрих! Вот так вся жизнь пройдет внутри этой железной коробки, а вокруг такая красота. — Видимо, красота навела его на какие-то посторонние мысли, ибо он громко добавил: — Хотя здесь явно без партизан не обошлось, это все их происки: повару — медведя, нам — степь летнюю. Ну, как говорят в России, будь что будет. Всему экипажу разрешается выйти из машины!

Когда первый взрыв недоумения улегся и танкисты снова обрели способность рассуждать если и не здраво, то почти, они обнаружили целый букет несообразностей.

Во-первых, танк стоял прямо на развалинах какой-то постройки. Насколько они могли определить ее происхождение по тем жалким остаткам, которые были извлечены ими из-под гусениц танка, это была плетеная — как корзина — хижина, а вдавленные в сухую землю пучки соломы, перевязанные волосяными бечевками, свидетельствовали, что это была крыша. О том, что эта хижина и была тем самым домом, в который Клаус въехал, разрушив бревенчатую стену, и речи идти не могло.