Дракон Третьего Рейха - [26]

Тут пришел черед Сереиону заподозрить неладное. Собственно, он потому и пришел, что не все казалось ему гладким, но это еще что за шутки, как это — уговорить?

— Д'йаконы — существа особенные и в'йяд ли захотят без соответствующей мзды участвовать в войне, — развивал свою мысль Хухлязимус. — Нужно иметь высокую квалификацию, чтобы догово'йиться с любым ящейом. Постой! — внезапно его осенило. — Уж не хочешь ли ты сказать, что он собирается П'ЙИЗВАТЬ д'йакона?

— Собирается, — кивнул Сереион. — Признаться, я существенной разницы не вижу. Что в лоб, что по лбу…

— Не говойи так, деточка! — возопил колдун. — Не кощунствуй! Уп'йосить д'йакона сложно, но п'йи этом мы имеем дело с нашим соотечественником, если можно так выйазиться. С существом, кото'йое еще можно попытаться понять. А П'ЙИЗВАТЬ д'йакона — значит то, что значит. То есть п'йизвать д'йакона из откуда-то, из иных п'йост'йанств, безо всякой увейенности в том, что удастся с ним договойиться и поладить и что он не йазнесет потом все вд'йебезги!!! Ну, Муйкеба… ну, Муйкеба… Лучше бы он п'йодолжал штопать носки!

— Теперь видишь проблему? — деловито спросил Сереион.

— Вижу. Вижу. Дай подумать. Нет, не давай подумать — у тебя самого идеи были?

— Конечно. Я, собственно, шел к тебе, чтобы ты мне дал какое-нибудь оружие против этого Мулкебиного монстра. Он выполнит свою работу, а если взбесится, то я его тут же и прикончу. Это возможно?

— Для чайодея моего уйовня, — назидательно молвил Хухлязимус, — ничего невозможного в п'йинципе нет. Остается только мелочь — выяснить, какого именно д'йакона собийается п'йизывать этот несчастный йевматик. Не слышал, часом7

Командир гвардейцев растерянно пожал плечами.

— Понятно. Никому неизвестно. Возможно, и самому Муйкебе пока еще точно не известно. А ме'йы п'йинимать нужно, — бормотал Хухлязимус.

На глазах у изумленного Сереиона обстановка на островке резко менялась. Вместо пышного обеденного стола возник другой — уставленный перегонными кубами и ретортами; на голове у Хухлязимуса из ниоткуда появилась квадратная шапочка с тремя цветными помпонами — символом высшей колдовской власти, а на плечах — мантия из огненного шелка. Чародей распрямил стан, приосанился и стал величественным и грозным до жути. В ретортах что-то булькало, в огромной полой хрустальной сфере кипело, в кубах шипело и текло тоненькими разноцветными струйками по трубочкам, на подносиках и жаровнях дымилось и курилось, а угольки при всем том получались диковинного изумрудного цвета. Хухлязимус бормотал под нос что-то неудобопроизносимое:

— Мурлямор табор, чухча усхуха, мое мое пасамас, лябузбакимуз! Нюль нюка самосия, луклюкза осмалиша, пом пом чушсана!

Услышав эту галиматью, Сереион не смог сдержать нервического смешка, хоть и отдавал себе отчет в том, насколько серьезен и важен ритуал, свидетелем которого он стал только что.

— Хихикаешь, — констатировал Хухлязимус, возясь с клубящейся жидкостью, которая то и дело меняла цвет. — А это еще что. Ты вот вооб'йази себе такую ситуацию: п'йизвали меня как-то в столицу далекого Пу'йу изгонять какого-то демона, который обосновался во двоице тамошнего п'йавителя. Демон оказался в'йедным и нахальным — из самых д'йевних. П'йишлось мне покопаться в стайинных книгах, чтобы найти заклинание, кото'йое его навейняка пойазило бы. Так вот, каждая ст'йофа того заклинания, как на г'йех, заканчивалась Д'йевним Словом Изгнания, кото'йое полностью совпадало по звучанию со словом «жо…а» на сов'йеменном пу'йушском. Ты только п'йедставь — стою я, как болван, на двойцовой площади, вок'йуг войска, знать, челядь, куча гойожан — найоду уйма, а я боймочу, как не'вйастеник, какое-то «суси-муси», а потом как завизжу: «В жо…у!!!». Большой успех имел. Отпускать не хотели, овации уст'йоили.

— А демон как же? — спросил от души веселящийся Сереион.

— Демон-то сбежал или умер. Одним словом, никому больше не докучал. Но ведь во всем Пу'йу о демоне забыли в течение месяца, а мое заклинание вошло в истойию. Спустя сто лет мне даже анекдот йассказывали. Так-то…

— Не везет вам, колдунам, правда? — усмехнулся молодой человек.

— Отчего же, — возразил Хухлязимус. — Повеселиться тоже не мешает. А потом, кто бы меня без этого анекдота знал? Подумаешь, какой-то Хухлязимус. Когда я был с'йавнительно молод, меня угнетало, что славу мне п'йинесли не мои г'йомкие деяния, но любовные похождения и такие вот казусы, а после — постайел, несколько помуд'йел и успокоился. Какая йазница. Пусть люди улыбаются, когда обо мне вспоминают.

— Тоже философия, — одобрил Сереион.

— А вот и зелье наше готово! — возвестил колдун, поднимая вверх фигурную бутылочку с сапфирного цвета прозрачной жидкостью. — Тепей п'йистулим к самому главному.

С этими словами он стал выливать зелье на ладонь и брызгать им вокруг себя.

— Это должно обязательно помочь, — пояснял Хухлязимус свои странные действия. — Таким об'йазом я п'йитягиваю свои чары к чарам вашего Муйкебы. Как только он йешится п'йизвать д'йакона и п'йоизнесет соответствующее заклинание, мое колдовство с'йаботает и вместе с искомым д'йаконом сюда явится его естественный в'йаг — д'йаконоубийца.