Дракон и Пастух - [43]

Джек вздохнул. — Может быть.

— Без всяких “может быть”, - твёрдо сказал Дрейкос. — Почему ты сомневаешься?

— Потому что мне уже четырнадцать лет, а я до сих пор в этом не разбираюсь, — сказал Джек. — Держу пари, ты знал, что ты поэт задолго до…

— Да, были некоторые признаки, — согласился Дрейкос. — Ещё до того, как я научился сочинять собственные стихи, я очень любил поэзию.

— Видишь ли, в чём дело, — сказал Джек. — Я тоже люблю поэзию, особенно такую, как твоя, живая рифма. Но я всё ещё не способен написать стихотворение, даже ради спасения своей жизни.

— А ты когда-нибудь пытался?

— Один раз, когда мне было десять лет, — сказал Джек. — Это было жалко. Ничего похожего на твои, или на те песни, которые пела мне мама.

Дрейкос поднял голову с плеча Джека. — Твоя мама сочиняла песни?

— Я не знаю, сочиняла она их или просто исполняла, — сказал Джек. — А я и петь не умею.

— Я бы хотел послушать одну из них, — сказал Дрейкос. — Ты помнишь какую-нибудь?

Джек поджал губы. Он не ожидал, что ему придётся давать сольный концерт. — Одну я помню довольно хорошо, — сказал он. — Я не уверен на сто процентов в мелодии, но вот слова:

“- We stand before; we stand behind;

We seek the “drue” with heart and mind.

From sun to sun the dross refined,

Lest any soul be cast adrift.

— We are the few who stand between

The darkness and the noontime sheen.

Our eyes and vision clear and keen:

To find the drue, we seek and sift.

— We toil alone, we bear the cost,

To soothe all those in turmoil tossed,

And give back hope, where hope was lost:

Our lives, for them, shall be our gift.”

” — Мы в первых рядах и мы ряды замыкаем;

Нас в поисках “истины” сердце и разум ведут.

От звезды к звезде, отделяем зёрна от плевел.

Чтобы ни одна душа не была брошена на произвол судьбы.

— Мы те немногие, кто стоит меж Тьмой и Светом.

Наши взгляд остр и ясен:

Чтобы отыскать истину, мы ищем и просеиваем.

— Мы трудимся в одиночку, это наша ноша,

Чтобы утешить всех тех, кто в смятении,

Вернуть надежду там, где она потеряна:

Наши жизни во имя их жизни, — таков наш дар”.

Джек замолчал, его глаза неожиданно наполнились слезами. — Было много других песен, — сказал он. — Только эту я хорошо помню.

— Она прекрасна, — тихо сказал Дрейкос. — Скажи мне, что такое “drue”?

— Я как-то спросил у дяди Вирджила, и он сказал, что это ценный минерал, — сказал Джек. — Но я так и не смог найти это слово ни в одном словаре. Наверное, это было местное сленговое название чего-то.

— Да, я помню, ты говорил мне, что твои родители были шахтёрами, — сказал Дрейкос. — Хотя и странно. Мотив этой песни показался мне более благородным и достойным, шахтёры превзошли мои ожидания. Это совершенно не похоже на то, что я слышал от шахтёров К’да и Шонтин.

— Возможно, это песня одной из нечеловеческих рас, — сказал Джек. — Есть и такие, которые почти всё воспринимают возвышенно… Никакого чувства юмора…

— Возможно, — сказал Дрейкос. — В любом случае, спасибо, что поделился этим со мной. Я подумаю над смыслом. Возможно, я даже попытаюсь перевести её на свой родной язык.

— Как хочешь, — сказал Джек. — А я, пожалуй, съем рацион и немного посплю.

— Конечно, — сказал Дрейкос. Его голова ненадолго поднялась с плеча Джека, а затем с резким рывком он выпрыгнул из под рубашки мальчика. — Пока ты это делаешь, я проверю периметр.

— Хорошо, — сказал Джек, полностью застёгивая рубашку. Он не хотел, чтобы Элисон заметила, что татуировка дракона на его теле внезапно исчезла. — Будь осторожен.

— Обязательно. Дрейкос бесшумно удалился в сгущающийся мрак.

Вздохнув, Джек направился обратно к тому месту, где Элисон разместила Эрасва и Фуки. Воспоминание об этом старом стихотворении пробудило в нём чувство боли, потери и одиночества, которые, как он думал, он давно похоронил.

Но, по крайней мере, он достиг цели, которую поставил перед собой сегодня вечером. Он дал Дрейкосу повод задуматься не только о том, хорошо ли он защищает своего хозяина. Опасностей и неприятностей здесь хватало, и без того чтобы дракон терзался подобными сомнениями.

Это было легко. Но, с другой стороны, отвлекать людей словами, мыслями или идеями — это то, что у Джека всегда получалось лучше всего.

В конце концов, именно в этом и заключалась суть мошенничества.

Ночью люди Фроста снова не побеспокоили, и после обычного утреннего ритуала они отправились в путь.

И снова Джек обнаружил, что легко освоился в роли пастуха. К этому времени он уже почти предугадывал, как поведёт себя каждый из Фуки, и несколько раз за утро ему почти удавалось остановить одного из них, до того, как тот начинал движение.

Фуки тоже освоились, они не только привыкли к его присутствию, но и, похоже, научились узнавать его голос. Он стал обращаться к ними во время движения отряда, и не только для того, чтобы отдать им приказ или предупредить. Хотя было ясно, что они не понимали его слов, они, казалось, улавливали его интонацию и реагировали соответствующим образом.

Это напомнило ему одно из изречений дяди Вирджила, которое он часто цитировал: “Мои овцы слышат мой голос и идут за мной”.

Что на самом деле означала эта поговорка, Джек толком не знал. Дядя Вирджил использовал это, чтобы пояснить, что если им с Джеком удавалось обмануть лидера какой-нибудь группы, остальные его люди обычно слепо следовали за ним.