Драгунский секрет - [52]
— Мы к ней взойдем?
— Сперва хотя бы этот надо обезвредить.
Скрытным образом (пригибаясь и хоронясь за кустами) преодолели пологий склон и вышли к круче. Над ней топорщился широкий выступ. Под ним — другой, чуть меньше.
— Видишь эти крыши? — тихо спросил Туманов.
Алексей кивнул.
— Угу.
— Взберемся на малую, взойдем и на большую.
— А если, нет?
— То — нет.
Шагая мягко, чтоб не обвалить каменья, прокрались к ноздреватой стенке: высокой (футов в двадцать) и совершенно плоской. Над ней висел тот самый малый выступ. Казалось, попасть туда возможно, разве только чудом.
— Финита ля комедия. Пришли, — сокрушенно махнул рукой Илья Петрович. — Нас уверяли, что завалы непреступны, теперь мы в том убедились и сами.
Но подобная препона не сбила с толку молодых уральцев. Прислонившись к стенке, и встав один другому на плечи, они поднялись крепкой мачтой.
— Да хоть и прыгни, не достанешь, — расстроено буркнул Туманов. — До верху больше, чем до низу.
Однако ловких братьев это ничуть не смутило. Призвав на помощь всю группу, они составили ее в живую пирамиду. В основание назначили тяжелых: Илью Петровича, Алексея и Тришку, на них устроили двоих, из тех, что полегче, сами же, вскарабкавшись по первым и вторым, снова взгромоздились друг на друга (корявая скала, им в помощь, позволяла за себя цепляться).
— Я, кажется, сломаюсь или сдохну, — кряхтел Илья Петрович, нюхая сапоги стоявших на его плечах драгун… — Скорей сломаюсь, — крякнул он, когда уралец, оттолкнувшись, взобрался на крутую площадку… — Или сдохну, — икнул он, вынеся прыжок и брата.
По спущенной веревке втянули лесенку на крышу и мигом влезли все.
— До верху можно дотянуться саблей, — промолвил Трифон, тыча клинком в потолок.
— Что нам с того? — шепнул Туманов. — Самим взбираться надо. Только как? Там уж горцы: пирамиду не построишь — вмиг отсекут башку.
— О том и речь. Не нам, а им.
— Интересно, как?
— Там сверху часовой, а, может, два. Не весь же пикет сидит у обрыва?
— Положим, что так. И дальше?
— Полезем сразу — долго, вязко — нас заметят. Устроят шум.
— Ну, то и без тебя известно. Дальше.
— Приманим часового к краю, он склонится, а мы его — ага — по горлу лезвием. И сами — вверх.
— Вздор. Ты расстоянье посчитай: здесь футов 8–9, коль не больше, прибавь рост часового. Нет, не дело.
— Рост часового не считаем, он склонится, чтоб заглянуть под низ, иначе нашу крышу не увидеть. И потом, палаш — длиннее сабли.
— Вот в этом ты, пожалуй, прав. А чем же ты его приманишь?
— Странным звуком. Отсюда нападения не ждут, а, стало быть, и хитрость не заподозрят. Думаю, что любопытство одержит верх.
— А если поднимут шум?
— Затаимся. Пусть думают, что почудилось. Нас, все одно, оттуда не заметить. Но это легче, чем переть нахрапом.
— Глупость… А, впрочем, глупости, случается, проходят. Тем более что выбор, право, невелик. Давай испробуем.
Взявшись за конец удерживаемой драгунами веревки, Туманов подошел к обрыву и сделал пару взмахов палашом. Едва ли тот выглядывал над крышей. О том, что бы вспороть мюриду глотку не было и речи — слишком высоко. Однако неуемные уральцы вновь предложили выход. Схватившись также за веревки, они пришли на край площадки и дружно опустились на колени. Теперь Илья Петрович мог использовать их спины, как подставку. Высота заметно сократилась. Еще разок, примерившись, но, помолившись, начал.
— Ш-ш, — зашипел змеей Трифон.
— Тьфу, — беззвучно сплюнул Туманов. Нашел тоже странный звук.
— Ш-ш, — громче прежнего завел драгун.
Наверху послышалось бряцанье шашки. «Только бы вместе с головой клинок не высунул, подумал Илья Петрович, изготавливаясь к удару».
— Ш-ш! — заливался Трифон, создавая ощущение, что змея приближается и, возможно, собирается заползти на площадку. Каким образом — дело уж пятое.
Туманов стоял на спинах уральцев правым боком к обрыву, сжимая в одной руке палаш, другой держась за веревку. Когда уж начало казаться, что затея пуста, и мюриды не так глупы, как полагалось прежде, сверху высунулось жуткое бородатое лицо. Илья Петрович вздрогнул и махнул палашом вперед (счастливо — кровь брызнула тотчас). Но здесь случилась неожиданность. Буквально вслед за первой головой, рядом выглянула и вторая. Не имея возможности развернуться, Туманов отмахнул клинком обратно. Если бы в его руках была шашка с единым лезвием, то дело провалилось бы, едва начавшись, но палаш имел обоюдоострое жало. Кровь брызнула и тут.
— Вперед! — вполголоса скомандовал Илья Петрович, спрыгивая с живых ступеней.
Уральцы сноровисто вскочили на ноги и, прислонившись к стенке, повторно исполнили свою пирамиду… Остальные привычно взобрались по спущенной сверху лестнице. Горцы, числом не менее десятка, лежали у каменного вала, поодаль от тлеющего костра. Не теряя ни секунды, Туманов подскочил к крайнему бородачу и вонзил палаш в его широкую грудь. Трифон заколол шашкою второго. Драгуны последовали их примеру. Алексею не досталось никого. Признаться, он и сам промедлил. Не смог себя заставить резать спящих, хотя и понимал, что должно — война.
Однако праздновать победу было рано. Из темных кустов громыхнули ружейные выстрелы. Драгуны выхватив пистолеты, рассыпались по укрытиям. Завязалась перепалка. В то же время стрельба послышалась и с южного склона горы, и с северного.
".. Андрей не понимал одного: это война сделала человека такой скотиной или это скотина попала на войну? Ведь собровцы тоже воевали, да и сейчас продолжали воевать, но они же не превратились в подонков, наоборот. Эти черные кошки могли изрешетить бандита в дуршлаг, не спрыгивая с окон, но не изрешетили. Могли порвать мерзавца в клочья, когда тот решил убежать, но не порвали. Значит, не в войне дело — в людях. Значит, война только пробуждает в человеке качества, которые в нем уже заложены. Если ты в душе герой, то она тебе поможет стать героем, а если сволочь, то — сволочью…".
"...Признаться, называть городом этот райский уголок, где каштаны обнимались с магнолиями, кипарисы целовались с пальмами, как-то язык не поворачивался... " "Белые колготки" - сколько проблем доставляли нам они в полыхающем Грозном... Но что понадобилось им на черноморском курорте?
Таинственная фигура гробокопателя. Странные, похожие друг на друга трупы. Загадочное поведение сельского пенсионера. И чеченский след.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Воспоминания и размышления фронтовика — пулеметчика и разведчика, прошедшего через перипетии века. Со дня Победы прошло уже шестьдесят лет. Несоответствие между этим фактом и названием книги объясняется тем, что книга вышла в свет в декабре 2004 г. Когда тебе 80, нельзя рассчитывать даже на ближайшие пять месяцев.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.