Драгоценности Жозефины - [2]

Завязав шнурки, Чапа отправился домой добывать блюдце. Все справедливо: реквизит вчера расколол он, значит, и за новым идти тоже ему. Он посмотрел на свои пластмассовые электронные часы – половина девятого. В это время дома все уже поужинали и попили чай, а значит, на кухне никого не должно быть, если только бабушка не затеяла голубцы или еще какую-нибудь стряпню на завтра.

Чапе повезло – когда он украдкой просочился в темноту коридора, из гостиной доносились плаксивые голоса актеров сериала. Дома царила идиллия: мама с бабушкой прилипли к экрану, отец лежал в спальне, уткнувшись в газету. Чапа бесшумно прошмыгнул на кухню и схватил первое попавшееся блюдце. Оно оказалось из маминого любимого сервиза – сине-голубые цветы с золотистой кромкой на листьях. Подумав, что если и его угробить, то мать наверняка придушит, Чапа поискал блюдечко попроще. Такое нашлось в мойке – белое, с незатейливой ромашкой на донышке и застывшей горчицей там же. Чапа ковырнул горчицу ногтем, потом перевел взгляд на цветы сине-голубые и, вздохнув, взялся за щетку. Хрен с ним, лучше отмыть – дешевле обойдется, – рассудил мальчик. И так мать плешь проела из-за недавно исчезнувшей столовой ложки, которую он брал для плавления в ней свинца, после чего ложка почернела и возвращать ее на место в таком виде стало небезопасно.

Выудив из холодильника кусок ветчины, с блюдцем за пазухой Чапа покинул квартиру. Резвой, вприпрыжку походкой он спустился со своего третьего этажа и свернул в подвал, где его ждала компания. На импровизированном из двух пластиковых ящиков и куска картона столе уже лежал лист ватмана с ровным – насколько хватило художнику способностей – кругом, разделенным на тридцать три сектора вверху и десять внизу – по числу букв в алфавите и цифр первой декады.

– Наконец-то!

– Тебя только за смертью посылать!

– Жрал небось, – встретили Чапу дружелюбные возгласы товарищей, от глаз которых не ускользнул остаток ветчины в Чапиной руке.

– Ничего я не жрал, только бутерброд по дороге перехватил. Могу я за день хоть раз похавать? – возмутился Чапа. – У меня скоро желудок к спине прилипнет. – В подтверждение своих слов он задрал толстовку, демонстрируя выпирающие ребра.

– Ладно, Андрюха, не бухти. Лучше падай, сейчас начнем, – миролюбиво пригласила его за стол Таня. Чапа не заставил себя ждать. Он просиял и, победоносно взглянув на пацанов, устроился на коробке рядом с Таней.

– Принес? – недоверчиво спросил Серый. Ему не нравилось, что в последнее время Чапа стал метить в фавориты дамы его сердца, а она ему подыгрывает вместо того, чтобы приструнить. Но на Таньку обижаться нельзя, она вся такая – кокетливая. Даже дремучему ботанику Юрику из соседнего дома глазки строит. А он губу и раскатал, суслик недоделанный! Серый подумал, что суслику не помешает для профилактики начистить табло.

– А то! – извлек Чапа из-за пазухи собственноручно вымытое блюдце.

– Тяжеловатое, – скептически оценил Серый.

– Скользить не будет, – согласилась компания.

– Сойдет, – заверила Таня. – Старое было таким же, и ничего, скользило.

– Так это из-за того, что его Маркиз пальцами подталкивал.

– Кто?! Я подталкивал?! Ничего я не подталкивал, оно само ездило, как заведенное! – взорвался Маркиз.

– Тихо, ребзя! Маяковского вызывать будем. Поэт не подведет. С ним и блюдце забегает – не остановишь, и ответы тип-топ будут. Проверено! – Таня вывела на блюдце карандашом для губ жирную бордовую стрелку, затем щелкнула зажигалкой и подпалила короткий фитилек новогодней свечи. Ребята уселись вокруг стола, вытянули вперед руки с растопыренными пальцами. Следовало прикоснуться друг к другу мизинцами и не отводить их до конца сеанса; большие пальцы на обеих руках соединялись со своими, остальные укладывались на перевернутое блюдце. Самым сложным было соблюдать тишину и не смеяться. Последнее удавалось едва, поскольку каждый норовил заржать в самый неподходящий момент – когда вызванный дух начинал откровенничать. В прошлый раз так и было. Когда блюдце поползло к цифрам, указывающим на дату женитьбы Чапы, Колян не смог сдержать смешок – чтобы Чапа женился?! Да никогда! Ему нравится только Тайна, а она замуж за Чапу не пойдет – у нее женихов пруд пруди, которым Чапа с его оттопыренными ушами в подметки не годится. Дух за смех обиделся и стал нести ахинею, из-за чего на Коляна зашипели и обозвали придурком, который «все испортил». Правда, дух принадлежал Леньке Пантелееву и он запросто мог наврать, но все равно, всем было интересно узнать хотя бы полуправду о Чапиной судьбе.

Свеча мерцала, играя бликами, ложащимися на загорелые лица подростков. Шесть пар глаз с любопытством уставились в центр круга, где начинало зарождаться волшебство.

– Дух Владимира… Эээ… как его там? Владимира Ивановича Маяковского приди!

– Сам ты Иванович, балда! Он Николаевич.

– Вы че, сбрендили? Маяковский Владимирович, – просветил товарищей Маркиз.

– Да ну, гонишь! – не поверил Колян.

– Леха прав, Маяковский Владимирович. Мы его по литературе проходили, меня тогда еще из класса выставили, – поддержала Маркиза Таня.

– Дух Владимира Владимировича Маяковского, приди. Дух Владимира Владимировича Маяковского, приди… – хором повторили подростки.