Драгоценности - [113]

Пет заметила, что Антонио Скаппа поднял карточку и вступил в торги. Его противником тоже оказался Марсель. Андреа сидела, прижавшись к нему, и требовала, чтобы он поднимал цену. Пет посмотрела на экран, где сейчас светился слайд сапфирно-изумрудного ожерелья. Она запомнила его, когда осматривала витрины перед аукционом, несомненно, самая красивая вещь в коллекции. Мириады крошечных камней заставляли его сверкать и переливаться. Пет сверилась с каталогом. Исходная цена – шестьдесят тысяч долларов – при нынешнем ажиотаже наверняка удвоится.

Скаппа поднял карточку вслед за Марселем.

– Семьдесят тысяч, – объявил аукционер. Семьдесят пять назвала Лила. Арабский шейх добавил еще пять. Элизабет Тейлор подняла цену до восьмидесяти пяти.

– Сто тысяч, – громко произнес Антонио, и в его голосе Пет почудился страх.

– Сто десять! – вступила в торг Андреа, желавшая поквитаться с отцом.

– Сто двадцать! – Скаппа овладел собой.

Еще несколько покупателей подняли цену до ста пятидесяти, но отступили, почувствовав, что здесь происходит нечто большее, чем обычные торги. К тому же реальная цена украшений давно осталась позади.

Андреа, не думая сдаваться, назвала сто шестьдесят.

Битва продолжалась. Антонио поднял цену до двухсот тысяч, полагая, что Андреа не рискнет идти дальше.

Но она добавила еще двадцать тысяч.

У Антонио вскипела кровь. Из-за своей собственной дочери, предавшей его, он вынужден платить за ожерелье неслыханную цену. Оно того не стоит. Тридцать лет назад Берсма продал его за двадцать пять или тридцать тысяч долларов.

Но Антонио не мог уступить ей эту вещь.

– Двести сорок тысяч! – выкрикнул он, и его голос гулко разнесся по комнате.

– Двести сорок тысяч – раз, – спокойно произнес аукционер и посмотрел на Андреа.

Не отрывая взгляда от отца, она напряглась, подалась вперед и, наверное, вскочила бы, если бы Марсель не держал ее за руку.

– Двести сорок тысяч – два… – Аукционер пристально посмотрел на Андреа. – Двести сорок тысяч – три. – Он поднял молоток, и Антонио чуть заметно улыбнулся.

– Двести пятьдесят тысяч! – выкрикнула Андреа. Ее вид не оставлял сомнений в том, что она приняла вызов и теперь готова идти до конца.

Даже аукционер, до сих пор сохранявший полную невозмутимость, казалось, был удивлен.

– Ваше слово, сэр, – обратился он к Антонио. – Мы дошли до четверти миллиона.

Антонио покраснел, и испарина выступила у него на лбу. Теперь улыбнулась Андреа.

– Двести пятьдесят тысяч – раз. – В голосе аукционера послышалось сочувствие к Антонио.

Пет поняла, что Антонио выбыл из игры. Какую горькую пилюлю ему пришлось принять из рук дочери!

– Двести пятьдесят тысяч – два… Продано за двести пятьдесят тысяч долларов.

Публика взорвалась аплодисментами. В следующее мгновение на экране появилось бриллиантовое колье.

Антонио Скаппа тяжело поднялся и направился к выходу. Он прошел мимо Пет, даже не взглянув на нее. У девушки вновь возникло чувство, что она где-то видела его.

И еще ей казалось, что Антонио заговорил с ней вчера вечером неспроста. Он явно не из тех, кто тратит время на любезности. Тогда почему?

Может, это плод ее фантазии? Скаппа – человек сложный. Его считали трезвым и расчетливым дилером, но при этом он втянулся в бессмысленную дуэль, поднявшую цену на ожерелье высоко за планку его реальной стоимости. Конечно, если бы Антонио положил ожерелье в сейф и никому не показывал, как Дороти Фиск-Хейнц, тогда понятно. Но дилер покупает вещи на аукционах, чтобы продавать.

Вернувшись в номер, Пет начала укладывать вещи, собираясь вернуться домой к тому, кого любила.

Проходя через вестибюль, она улыбнулась. Неудача с покупкой рубина для герцогини обернулась удачей для нее.

Глава 12

Нью-Йорк, февраль 1978 года

Епископальная церковь Святого Фомы на Пятой авеню была переполнена. Янтарный свет сотен свечей заливал церковные скамьи, алтарь и возбужденные лица присутствующих.

Зима всегда была любимым временем года Джессики Уолш, поэтому она вопреки желанию матери назначила день свадьбы на середину февраля. Цветов в церкви не было. Алтарь украшали по-зимнему голые ветви, обвитые гирляндой горящих лампочек.

Тишину нарушал одинокий голос скрипки. Мать невесты, одетая по-королевски в синий бархат, поспешила по проходу навстречу дочери.

– Боже, сколько там народу! – воскликнула Джесс.

– Не беспокойся, – ответила Пет. – Когда войдешь, будешь видеть только своего Фернандо у алтаря.

– По опыту знаешь? – съязвила Джесс.

– Нет, у меня другие источники. Подожди минуту, шляпа съехала набок. – Поправив ее крохотную бархатную шляпку и вуаль, Пет подумала, что Джесс еще никогда не была так красива. Она вся светилась, что происходит только с невестами в день бракосочетания.

– Готово, – сказала Пет.

– Папа, как я выгляжу? – Джесс повернулась к отцу.

– Изумительно, дорогая, – ответил он, почти не взглянув на дочь.

Вероятно, первый раз в жизни холодность отца не задела Джесс. Она была слишком счастлива и без его комплиментов знала, что хороша собой. На ней было длинное, цвета слоновой кости бархатное платье, которое помогла выбрать Пет. Глубокий, в форме сердца, вырез слегка открывал грудь. Платье казалось срисованным со средневековой гравюры, и его незамысловатый покрой очень шел Джесс. Она походила на сказочную снежную королеву.