Драгоценности Гуахаура - [2]

Предложение Конана было не таким дерзким, как могло бы показаться. Слава о нем летела впереди него, достигнув даже отдаленного Кешана. Его имя прославили подвиги, совершенные им на южных берегах, когда он был предводителем черных корсаров. Им восхищались, его боялись во всех черных владениях.

Он выдержал испытания, придуманные для него лукавыми вельможами. В пограничных стычках Конан великолепно преподал врагам искусство настоящего рукопашного боя.

Его отвага и неустрашимость покорили правителей королевства, наслышанных уже о его славе военачальника. Казалось, теперь планы Конана смогут осуществиться.

Для Конана главным было подольше задержаться в Кешане, чтобы выяснить, где спрятаны сокровища Гуахаура. Но тут произошло непредвиденное — в Кешан прибыло посольство из Зимбабве во главе с Тхутмекри.

Мошенником и авантюристом слыл хитрый стигиец Тхутмекри, и потому он представился королю Кешана монархом огромного королевства, простиравшегося на востоке.

Тхутмекри и киммериец давно знали друг друга, но все дело заключалось в том, что стигиец сам хотел покорить Пунт, — королевство, которое недавно изгнало из Зимбабве торговцев, разорив и предав огню крепость.

Он предлагал королю Кешана вторгнуться в Пунт с востока с отрядами негров-копьеносцев, шемитских стрелков и наемников, и помочь королю захватить вражеские владения.

Щедрые властители Зимбабве пожелали только монополии в торговле с Кешаном и его данниками, а в качестве залога верности — зубы Гуахаура. Тхутмекри заверил подозрительных вождей, что зубы будут храниться во дворце Зимбабве, за изваяниями золотых идолов Дагона и Деркето, — священных гостей в священной усыпальнице королевства. Это заявление вызвало у Конана хмурую усмешку.

Киммериец не стал противоречить Тхутмекри и его шемитскому партнеру Зардхебе. Он понимал, что если стигиец настоит на своем предложении, он тут же потребует немедленно изгнать Конана как соперника. Конан должен был обнаружить сокровище и исчезнуть с ним до того, как повелитель Кешана даст себя уговорить. Конан был совершенно уверен, что драгоценные зубы спрятаны не в Кешане, королевской столице, где рой соломенных лачуг окружал обнесенный глиняной стеной дворец из бамбука и глины.

Пока монарх окуривался благовониями с беспокойным и нетерпеливым гостем, верховный жрец объявил, что необходимо вначале выяснить решение богов касательно заключения союза с Зимбабве, а потом уже закреплять этот союз залогами и обетами, подтверждающими его нерушимость и святость. Жрец предлагал с оракулом из Алкменона.

Это предложение вызвало благоговейный трепет, взволнованные толки и в хижинах, и во дворце.

Безмолвие мертвого города не нарушалась жрецами уже сто лет. Считалось, что оракулом Алкменона была принцесса Йелайя, последняя женщина правительница города, умершая в самом расцвете юности и красоты. Тело ее чудесным образом не истлело, оставшись молодым и прекрасным. В прежние времена жрецы приходили в священный город, и принцесса учила их колдовству. Но последний жрец оказался подлым вором, пытавшимся украсть священные зубы Гуахаура. Он умер внезапно, во дворце, о котором покинувшие его служители рассказывали ужасные истории, отпугнувшие жрецов от оракула на добрую сотню лет.

Однако Норулга, верховный жрец, убежденный в своей честности и знании оракула, объявил, что пойдет в священный город с группой приверженцев и возродит старинный обычай. Узнав об этом, Конан решил тут же покинуть Кешан, и на целую ночь опередить главного жреца.

Проскакав верхом ночь, день и еще одну ночь, Конан на рассвете подъехал к скалам Алкменона, приближаться к которым не смел никто, кроме священников. Скалы возвышались на самом юге королевства, в сердце безлюдных джунглей.

Никто из людей не смог бы преодолеть эти скалы, и никто, кроме жрецов, не знал тайного входа в долину. Конан не стал искать этого входа. Кручи, неприступные для людей равнин, болот и лесов, были вполне пригодны для уроженца холмистой, сумрачной Киммерии.

Сейчас, стоя на вершине скалы, он любовался круглой долиной и дивился мысли, что мор, войны и суеверия могли заставить людей покинуть эту твердыню, чтобы потом те растворились среди окружавших их черных племен.

Долина была оплотом, крепостью, убежищем. Дворец стоял с тех пор, как здесь поселились королевская семья и двор. Зеленые массы колыхавшихся джунглей скрыли в себе его развалины. Но мелькавшие в гуще ветвей купола по-прежнему были покрыты знаками королевского двора Алкменона.

Конан медленно спустился по внутренней, более пологой и шершавой, чем внешняя, стороне скал.

Сжимая меч в одной руке, он огляделся вокруг. Видимо, люди не зря говорили, что Алкменон стал городом призраков. Но Конан был достаточно осторожен и внимателен. Тишина была полной, не слышно было даже шороха листьев. Он наклонился, чтобы всмотреться в просветы между деревьями, но не увидел ничего, кроме уходящих в голубой мрак стволов.

Конан очень осторожно, держа меч в руке, продолжал вглядываться в заросли. Зрачки его быстро скользили из стороны в сторону, упругая поступь стала бесшумной.

Его окружали обломки замершей жизни: мраморные высохшие фонтаны, руины осыпавшихся стен посреди тонких деревьев. Едва различались линии четко спланированных некогда рощ и лужаек, широкие тротуары тянулись между деревьями, разбитые и проросшие красной травой.