Драгоценность в черепе - [6]

Потом он ринулся на человека.

Мэтан Джаст отступил в сторону и ловким движением сорвал с рога быка первую алую ленту. Толпа зааплодировала. Бык быстро развернулся и снова бросился вперед. И снова Джаст отскочил в самый последний момент и сорвал ленту. Он зажал оба трофея в зубах и поприветствовал сначала быка, а потом — зрителей.

Первые две ленты, повязываемые обычно высоко на рогах животного, достать было сравнительно легко, и Джаст сделал это почти играючи. Чтобы сорвать нижние ленты, требовалась большая ловкость.

Граф Брасс с восхищением смотрел на тореадора. Иссольда улыбалась.

— Разве он не прекрасен, отец? Он словно танцует!

— Да, танец со смертью, — сказал Богенталь с притворной серьезностью.

Старый фон Виллах откинулся на спинку сидения. Кажется, ему было скучно. Хотя возможно, его глаза уже не те, что прежде, и он многого не видит, но не желает в этом признаваться.

Сейчас бык мчался прямо на человека. Мэтан Джаст стоял и ждал его, опустив в пыль плащ. И вот когда бык был уже совсем рядом, Джаст высоко подпрыгнул и, сделав сальто, перелетел через Конеружа, едва коснувшись его рогов. Бык, упершись копытами в землю, замер в замешательстве. Потом он повернул голову и увидел смеющегося человека.

Не дожидаясь, пока бык развернется, Мэтан вскочил ему на спину. Бык скинул его, но Джаст уже сорвал с рогов обе оставшиеся ленты и, быстро поднявшись, теперь бежал, высоко подняв руку с зажатыми в кулак лентами.

Раздался оглушительный рев толпы; зрители восторженно хлопали в ладоши, кричали и визжали, и на арену хлынул настоящий дождь из ярких, пестрых цветов. Конеруж неотступно преследовал человека.

Но вот Джаст остановился, как будто не зная, что делать дальше, обернулся и, словно не ожидая увидеть перед собой быка, изобразил на лице крайнее удивление.

Он снова подпрыгнул, но на этот раз плащ зацепился за рог. Джаст потерял равновесие. Одной рукой обхватив Конеружа за шею, ему все же удалось спрыгнуть на землю, но упал он неудачно и не смог быстро подняться на ноги.

Бык опустил голову и рогом ударил лежащего человека. Сверкнули на солнце капли крови, и толпа застонала от смешанного чувства жалости и интереса.

— Отец! — Иссольда вцепилась в руку графа. — Он убьет его. Сделай же что-нибудь!

Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.

— Это его дело. Он знает, чем рискует.

Подброшенное быком и болтающееся сейчас в воздухе тело Мэтана Джаста походило на тряпичную куклу. На арене появились всадники с длинными пиками и попытались оттащить быка.

Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая кошка над своей добычей.

Граф Брасс, не успев даже осознать, как это произошло, уже выпрыгнул из ложи и бежал вперед в тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это бежит медный величественный исполин.

Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения вены вспухли на его лбу.

Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.

Над ареной воцарилась тишина. Иссольда, Богенталь и фон Виллах, побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга бык и человек мерились силой.

Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но Брасс, дрожа от напряжения, не ослаблял хватки. Мышцы шеи вздулись и покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Постепенно бык ослабел и медленно опустился на колени.

Мужчины бросились к раненому Джасту. Толпа по-прежнему безмолвствовала.

Несколько минут спустя граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на бок.

Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.

Граф отпустил его. Конеруж так и лежал, неподвижно, лишь посматривая на человека остекленевшими непонимающими глазами; хвост чуть шевелился в пыли, огромная грудь тяжело опускалась и вздымалась.

И только тогда толпа взорвалась аплодисментами, и шум в амфитеатре достиг такой силы, что, казалось, весь мир должен был слышать его.

А когда Мэтан Джаст, пошатываясь, зажимая рукой кровоточащую рану, подошел к графу и с благодарностью пожал ему руку, люди вскочили с мест и с небывалым восторгом, стоя, приветствовали своего Лорда-Хранителя.

Под крышей в ложе плакала от гордости и пережитого волнения Иссольда, и, не стыдясь, вытирал скупые слезы Богенталь. Не плакал только фон Виллах. Он лишь кивнул головой, отдавая должное мастерству Брасса.

Граф подошел к ложе и, перепрыгнув через ограждение, оказался рядом с ними. Он от души радовался и размахивал руками, приветствуя жителей Камарга.

Немного погодя он поднял руку, требуя тишины, и когда шум стих, обратился к собравшимся.

— Аплодируйте не мне. Аплодируйте Мэтану Джасту. Это он, проявив чудеса ловкости, сорвал с быка ленты. Смотрите, — он развел в стороны руки и растопырил пальцы, — у меня ничего нет! — Он снова засмеялся. — Давайте продолжать праздник.

И с этими словами граф сел на свое место.

К Богенталю вернулось прежнее хладнокровие. Он наклонился к графу.

— Ну, и ты будешь еще утверждать, что предпочитаешь не вмешиваться в борьбу других?

Граф в ответ улыбнулся.

— Ты неутомим, Богенталь. Это же совсем другое дело, не так ли?